Богдан Сушинский - Жребий викинга

— Понятно, — проворчал конунг, — хочешь представать перед небом еще большим христианином, нежели король Олаф.

— Совсем не поэтому, — встретился с ним взглядом будущий король норманнов. И нежное, еще не обожженное холодными северными ветрами лицо его сделалось непоколебимо решительным. — Не хочу, чтобы мои воины умирали, как жертвенные бараны.

— Но гонец к Одину — это древний обычай норманнов-мореплавателей.

— Разве приносящие жертвы мореплаватели не гибнут точно так же, как и не приносящие ее? Воины созданы для битв, а не для жертвоприношений. Неужели богам не хватает тех жертв, которые мы приносим в их честь на полях битв? Если они действительно боги викингов, пусть довольствуются ими.

— Не знаю, как долго ты будешь править, будущий великий конунг конунгов, но уже теперь ясно, что править ты намерен сурово. Не зря Астризесс уже так и называет тебя — Гаральдом Суровым.

— Это верно, правителем я действительно намерен быть суровым. Напрасно вы не отправили сегодня на Ладью Одина нашего жреца. Стоило вам приказать жертвенному палачу, и он…

— Так не принято, будущий великий конунг конунгов. Ты же видел, что сами воины были против такого «гонца».

— Они стали высказываться против него, когда поняли, что ты проявил нерешительность, Гуннар Воитель. И королева тоже умолкла после того, как уловила твою нерешительность.

— Свою решительность я привык проявлять в битвах, — оскорбленно напомнил Гуннар.

— Для короля этого мало. Он должен быть решительным всегда.

Конунг задумчиво посмотрел на медленно удаляющийся полуостров, один из утесов которого, именно тот, на котором недавно принесли в жертву Бьярна, в самом деле напоминал корму выброшенной на берег ладьи, и вынужден был признать:

— Действительно, не раз случалось так, что на берегах конунги наши проигрывали то, что мы добывали в кровавых морских набегах. Наверное, я принадлежу к таким же конунгам. Потому и не стану великим, как ты.

— После того, как я отправлю «гонцом к Одину» третьего жреца подряд, четвертый тут же объявит, что боги уже не нуждаются в наших жертвоприношениях.

Гуннар поначалу взглянул на принца с явной опаской, как бы говоря: «Да, не хотелось бы мне дожить до твоей коронации, юный конунг конунгов!», но затем едва заметно улыбнулся.

— Ты прав, Гаральд Суровый [42] Под этим прозвищем — Суровый — король Гаральд и вошел со временем в историю Норвегии. Правда, за высокий рост его еще называли Высоким или Длинным. Но будем считать, что наш герой все же больше достоин истинно королевского прозвища Суровый. : многое в укладе и в традициях норманнов следует менять. Но для этого мало желания короля, нужно, чтобы перемен хотели все мы, безбожно медлительные и упрямые викинги.

— Я как-то спрашивал жреца, знает ли он, кто из конунгов ввел этот жуткий обычай — убивать воина воловьим ярмом. Он сказал, что не знает. Не только он, вообще никто не знает этого, не запомнили почему-то.

— Неужели действительно никто не знает?

— А может, не хотят называть имени этого конунга? Чтобы все считали, что убиение это жертвенное происходит не по воле человека, а по воле бога Одина.

Принц задумчиво помолчал, а затем изрек:

— Так вот, после моего правления норманны на все века запомнят, что король Гаральд Суровый ввел обычай не приносить своих воинов в жертву ни богам, ни врагам.

— Ни богам, ни врагам… — повторил Гуннар. — Не знаю, будут ли твои воины любить такого короля, но уважать себя, ты их, наверное, потребуешь.

— Не сомневайся, они будут уважать своего конунга конунгов, — и в самом деле сурово пригрозил Гаральд. — Потому что я заставлю их уважать всех конунгов.

— Заставишь, да, — Гуннар остался верен своей укоренившейся привычке повторять услышанные им слова. Причем никогда нельзя было с точностью определить, согласен Воитель с ними или же относится к ним скептически.

Вот и сейчас, молвив свое: «Заставишь, да», он тут же отвернулся от Гаральда и озадаченно посмотрел на приближавшиеся к «Одинокому моржу» королевские корабли. Однако принцу показалось, что мысленно конунг уже поблагодарил то ли Христа, то ли Одина за то, что правителем его пока еще остается Олаф, а не он, Гаральд Суровый.

— Эй, уберите парус! — скомандовал он норманнам, стоявшим у красного полотнища. — Позволим судну короля «Конунг морей» приблизиться к нашему борту! — Вместе с принцем он проследил за тем, как моряки быстро и привычно убирают парус, и лишь после этого вновь заговорил: — А скажи-ка, Гаральд Суровый, в своих суждениях о нашем новом иудейском Боге Христе ты будешь столь же храбр, как и в суждениях о поверженных нами языческих богах?

— Наверное, новый Бог мудрее, если не требует, чтобы кого-либо из воинов-христиан отправляли к нему на Ладье Одина, убивая их при этом воловьим ярмом. Хотя, может быть, это не сам Христос мудрее, а те, кто в него верует?

Гуннар ошарашенно повертел головой, словно ворот грубой шерстяной куртки вдруг погибельно врезался ему в шею. Подобных суждений о вере и обычаях слышать ему, старому вояке, еще не приходилось.

Под дружные возгласы обоих экипажей корабли соприкоснулись борт к борту, и Гуннар понял, что ему пора перейти на борт «Конунга морей», чтобы засвидетельствовать свое почтение, а главное, выяснить, куда же все-таки король намерен направиться после Швеции в первую очередь: прямо к берегам Руси или сначала все-таки пристанет к германским берегам?

Впрочем, не исключал конунг и того, что Олаф пожелает надолго задержаться на шведских берегах, чтобы оставаться поближе к Норвегии, под патронатом отца королевы Астризесс. И ничего, что пока что свергнутый конунг Норвегии ни разу не упомянул о такой возможности. Это раньше, когда Олаф правил, у него не хватало ни времени, ни воли, чтобы погостить у своего тестя-шведа, но теперь у него, изгнанника, времени будет хватать.

Прежде чем покинуть борт «Одинокого моржа», Гуннар озадаченно взглянул на принца и, полагая, что разговор еще не закончен, произнес:

— Как стать настоящим воином и мореплавателем — этому я тебя еще научу. А вот как стать королем… Причем как стать не просто королем, а королем Гаральдом Суровым, который сумеет изгнать из Норвегии датчан и добиться независимости своей страны, — этому я научить тебя уже не смогу. Но верю, что этому ты научишься сам, принц Гаральд, если только этому вообще можно научиться. Ведь королями не становятся, а рождаются? — вопросительно взглянул он на принца.

— Так утверждают сами короли и конунги, — пожал плечами Гаральд. — Вам ведь хочется верить, что вы тоже рождены для того, чтобы стать конунгом конунгов?

Гуннар одобрительно рассмеялся и похлопал будущего короля викингов по плечу; пока что он мог себе такое позволить.