Генри Райдер Хаггард - Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2

В ту минуту, когда он повернулся, длинная черная змея скользнула в ближайший кустарник, мимо которого должен был проходить дикарь. Часовой вернулся, двинулся мимо кустов, не подозревая об опасности. Если бы он взглянул вниз, может быть, он избежал бы ее. Умслопогас поднялся и с поднятой рукой пошел по его следам. Как только воин повернулся, зулус сделал прыжок, и при свете зари мы увидели, как его длинные руки вцепились в горло врага. Затем два тела конвульсивно сплелись вместе, потом голова масая откинулась назад, мы слышали, как он захрипел и упал на землю, вздрагивая всеми членами. Зулус пустил вход всю свою силу и сломал дикарю шею. На минуту он придавил коленом грудь своей жертвы, все еще сжимая ему горло, пока не убедился, что враг мертв. Тогда он встал, кивнув нам, чтобы мы шли вперед. И мы шли, на четвереньках, как обезьяны. Добравшись до крааля, мы заметили, что масаи загородили вход, протянув сюда четыре или пять кустов мимозы, несомненно из-за боязни нападения. Здесь мы разделились. Макензи со своим отрядом пополз в тени стены налево, сэр Генри и Умслопогас заняли места по сторонам терновой ограды, а два человека, вооруженные копьями, и двое аскари залегли прямо против входа. Я полз со своими людьми по правую сторону крааля, длина которого была около пятидесяти шагов. Через несколько минут я остановился и разместил моих людей недалеко друг от друга, не отпуская от себя Альфонса. В первый раз я взглянул через стенку во внутренность крааля. Было совсем светло, и первое, что мне бросилось в глаза, был белый ослик, а за ним — бледное личико маленькой Флосси, которая сидела в десяти шагах от стены. Вокруг нее лежали спящие воины. На разных расстояниях, по всему краалю, виднелись остатки костров, вокруг которых спали масаи. Один из них встал, зевнул, посмотрел на восток и снова лег. Я решил подождать еще пять минут.

Нежные лучи рассвета широко разлились над равниной, лесом, рекой и величественной горой Кения, окутанной молчанием вечных снегов, и одели пурпурно-красным отблеском ее величавую вершину, высоко вздымавшуюся к ярко-синему небу, нежному, как улыбка матери. Птицы громко пели свою утреннюю песнь, легкий ветерок шелестел в кустах. Утро дышало миром и счастьем нарождающейся силы, всюду были тишина и спокойствие, всюду, кроме человеческого сердца!

Вдруг, когда я напряженно ждал сигнала, уже успев выбрать человека, которому поручил открыть огонь, зубы Альфонса снова застучали, как копыта жирафов, нарушая царившую вокруг тишину. Тряпка незаметно выпала из его рта. Масаи, лежавший в краале вблизи от нас, оглянулся вокруг себя, удивляясь этому звуку. Вне себя от ярости, я ударил концом винтовки прямо в живот француза. Это остановило его дрожь. Теперь сигнал не был нужен. С обеих сторон крааля послышались выстрелы, засверкал огонь. Я присоединился к нападающим; с верхнего конца крааля раздался ужасный рев, в котором я различил голос Гуда, резко выделявшийся в общем шуме. Со страшным криком ужаса и ярости черная толпа дикарей вскочила на ноги, многие из них сейчас же упали под выстрелами наших ружей. С минуту они стояли в нерешительности, но, услыхав непрестанные крики и рев на верхнем конце крааля, осаждаемые градом выстрелов, бросились бежать к выходу. Мы открыли огонь им вслед, стреляя прямо в толпу дикарей. Я сделал десять выстрелов из своего ружья, как вдруг вспомнил о маленькой Флосси. Взглянув в ее сторону, я заметил, что белый ослик лежал на земле, вероятно убитый нашими пулями или копьем масая. Поблизости не видно было ни одного дикаря. Черная няня Флосси стояла перед ней и торопливо перерезала копьем веревку, связывавшую их ноги. Затем она быстро побежала к стене крааля и начала карабкаться на нее. Девочка последовала ее примеру, но, видимо, ослабела и с трудом цеплялась за стену. Увидав это, двое дикарей бросились, чтобы убить ее. Первый близко подбежал к бедной девочке, которая после напрасных усилий снова упала на землю. Блеснуло копье, но моя пуля уложила дикаря на месте. Позади его стоял другой, а у меня — увы! — не осталось в магазине ни одного патрона. Флосси вскочила на ноги и встала перед дикарем, который поднял копье. Я отвернулся, чувствуя невыносимую боль в сердце при мысли, что дикарь убьет дорогое дитя. Но, взглянув туда, я с удивлением заметил дымок, копье масая лежало на земле, а дикарь зашатался, обхватив голову руками, и свалился на землю. Я вспомнил, что у Флосси был револьвер, который и спас ей жизнь. Потом девочка собрала все силы, с помощью няни перелезла через стену и таким образом была спасена. Все это заняло не более нескольких секунд. Я наполнил магазин патронами и снова открыл огонь по беглецам, которые карабкались по стене. Я убил нескольких дикарей и наконец добрался до угла крааля, где шел горячий бой. Двести дикарей, — считая, что мы уничтожили из них пятьдесят, — собрались у входа, заросшего кустарником, представляя из себя значительную силу, в противовес Гуду и десятку человек, которые усердно поражали их копьями. Дикари сдерживали их у изгороди, которая представляла из себя действительно сильное укрепление. Один из них успел перепрыгнуть через загородку, но топор сэра Генри с силой опустился на его украшенную перьями голову, и воин упал в середину кустов.

С криком и ревом начали дикари перескакивать через изгородь; большой топор сэра Генри и Инкосикази летали над их головами, и один за другим дикари падали на землю, на трупы товарищей, образуя новую изгородь своими телами.

Те, кто спасся от топоров, падали от руки аскари или двух кафров из миссии.

Я и мистер Макензи стреляли в уцелевших дикарей. Гуд и его люди оказались теперь отгороженными от нас толпой врагов, и мы должны были перестать стрелять в дикарей — из боязни убить своих. (Один из людей Гуда все-таки был убит). Обезумев от ужаса, масаи дружным усилием прорвались через изгородь и, вытолкнув Куртиса, Умслопогаса и аскари перед собой, начали драться у входа. Тут мы принялись стрелять в них.

Наш бедный аскари упал замертво с копьем в спине, за ним упали двое людей, вооруженных копьями, и, умирая, дрались, как львы. Многие из нашего отряда подверглись такой же участи. Я боялся, что битва проиграна, и велел своим людям бросить винтовки и взять копья. Они повиновались, потому что кровь их была разгорячена. Люди миссионера последовали их примеру. Это принесло хорошие результаты, но исход битвы все еще был для нас под сомнением.

Наши люди дрались великолепно, отбивались, кричали, убивали дикарей и падали сами.

В общем хаосе выделялся резкий крик Гуда, его ободряющие возгласы. С регулярностью машины поднимались и опускались два топора, оставляя за собой смерть и разрушение. Но я заметил, что сэр Генри устал от чрезмерного напряжения, побледнел от нескольких ран, его дыхание сделалось прерывистым, и жилы на лбу налились. Даже Умслопогас, этот железный человек, утомился. Он перестал долбить врагов своей Инкосикази и пустил в дело клинок. Я не вмешивался в бой, осыпая пулями масаев, когда это было нужно. Я вынужден был поступить так потому, что истратил сорок девять патронов в это утро (и не промахнулся ни разу).