Генри Хаггард - Братья

Годвин посмотрел на Вульфа, Вульф на – Годвина, и они стали совещаться, что делать. Решив, что было бы неблагоразумно отдавать себя в руки незнакомой женщины, братья обернулись к ослу, но увидели, что носильщик уже увел его и увез все их вещи.

– Боюсь, что отказываться уже поздно, – со смехом заметила высокая женщина, – вам придется быть моими гостями, не то вы потеряете ваше добро. Пойдемте, после такого долгого пути вам следует вымыться и поесть. Пожалуйста, идите за мной.

И она пошла через толпу, которая, как заметили братья, расступалась перед ней. Высокая женщина подошла к красивому мулу, стоявшему на привязи у столба, отвязав его, вскочила в седло, и поехала от пристани, время от времени оборачиваясь назад, чтобы видеть, идут ли за ней братья.

– Хотелось бы знать, куда мы идем, – сказал Годвин, шагая по бейрутскому песку под лучами знойного солнца, которое нестерпимо жгло его голову.

– Кто может сказать это, раз нас ведет странная, незнакомая нам женщина, – засмеялся в ответ Вульф.

Наконец мул повернул к двери, проделанной в стене из необожженного кирпича, и братья очутились перед входом в белый старый дом, стоявший посреди сада из смоковниц, апельсиновых и других фруктовых деревьев, не знакомых им, а самый дом помещался, как заметили д'Арси, на окраине города.

Тут женщина сошла с мула, передала его ожидавшему у порога слуге-нубийцу, быстрым движением откинула с лица покрывало и повернулась к братьям, точно желая показать им, как она красива. И действительно, она была хороша, в этом никто бы не усомнился: грациозная, стройная, с темными влажными глазами, со странно спокойным выражением лица, она казалась молодой, ей можно было дать не более двадцати пяти лет, и для уроженки Востока ее кожа была необыкновенно бела.

– Мой бедный дом годится для паломников и купцов, но, конечно, не для знатных рыцарей, тем не менее, сэры, приветствую вас, – произнесла она, поглядывая на братьев.

– Мы только землевладельцы, которые отправились поклониться святым местам, – возразил Годвин и прибавил: – Что вы возьмете с нас за одну хорошую комнату и за стол?

– Эти иностранцы, – обратилась она к носильщику по-арабски, – не говорят правды.

– Не все ли равно тебе, госпожа, – отозвался он, старательно отвязывая вещи. – Они будут платить за себя, а ведь в нашу страну приходит столько безумных людей, которые называют себя чужими именами. Кроме того, госпожа, ты пошла к ним, я не знаю зачем, а не они к тебе.

– Безумцы они или здоровы, но это – порядочные люди, – точно про себя проговорила красивая женщина, потом прибавила по-французски: – Господа, повторяю, у меня очень скромная гостиница, которая едва ли годится для таких славных рыцарей, как вы, но если вам угодно почтить ее вашим присутствием, я возьму с вас столько-то.

– Хорошо, – согласился Годвин и низко поклонился, снимая шляпу, – вы привели нас сюда без нашей просьбы, а потому мы уверены, что вы будете хорошо обходиться с нами, чужестранцами.

– Так хорошо, как только вы пожелаете, то есть я доставлю вам все, за что вы будете в состоянии заплатить, – пояснила она. – Постойте, я сама расплачусь с носильщиком, не то, пожалуй, он обсчитает вас.

Начался довольно длинный спор между странной красивой женщиной со спокойным лицом и носильщиком, который, по восточному обыкновению, дошел до бешенства из-за денег и в конце концов стал осыпать ее бранью.

Она невозмутимо стояла, глядя на него. Годвин, понимавший все, но делавший вид, что он ничего не понимает, удивлялся ее непонятному терпению. Наконец, совершенно потеряв голову от бешенства, носильщик выкрикнул:

– Немудрено, что ты, Масуда-шпионка, теперь стала на сторону этих христианских собак, а не защищаешь меня, правоверного, ах ты, дочь аль-Джебала!

Красавица вытянулась, все тело ее напряглось. Она в эту минуту походила на змею, готовую кинуться и укусить.

– Чья дочь? – холодно переспросила она. – Ты говоришь о господине, который убивает?

И она бросила на носильщика взгляд – ужасный взгляд. В ту же минуту весь его гнев затих.

– Прости, вдова Масуда, – произнес он, – я забыл, что ты христианка, а потому, конечно, станешь на сторону христиан. На деньги, которые ты дала, не купишь новых подков для моего осла, истершихся по дороге сюда, но все равно, заплати мне и отпусти, я пойду к паломникам, которые вознаградят меня лучше. Она заплатила ему и спокойно прибавила:

– Иди, и если ты любишь жизнь, смотри, лучше выбирай слова.

Носильщик поехал прочь; в грязном тюрбане и длинной обтрепанной тунике он казался до того обиженным, что, по мнению Вульфа, скорее походил на охапку лохмотьев, чем на человека, сидящего на осле. Вульфу также пришло в голову, что эта странная Масуда имела власть, которой не обладали обыкновенные содержатели и содержательницы гостиниц. Масуда обернулась к братьям и сказала им по-французски:

– Простите меня, но здесь, в Бейруте, сарацинские носильщики резки и грубы, особенно если имеют дело с нами, христианами. Его обманула ваша внешность. Он думал, что вы рыцари, а не простые пилигримы, одетые в рыцарские кольчуги под туниками и, – она взглянула на прядь белых волос на голове Годвина в том месте, где его ударил меч во время стычки у бухты Смерти, – носящие следы рыцарских ран, хотя, правда, такие шрамы могут остаться и после драки в какой-нибудь харчевне. Ну хорошо, вы будете платить мне большую цену, и я отведу вам лучшую комнату, живите в ней сколько вам будет угодно. Ах да, ведь тут ваши вещи! Вы же не бросите их? Эй, невольник, сюда!

Нубиец, который отвел мула в сторону, быстро появился и взял несколько тюков, а Масуда провела братьев по коридору в большую комнату с высокими окнами, на цементном полу которой стояли две кровати, и спросила их, нравится ли им это помещение.

– Да, комната годится, – согласились они.

Казалось, молодая женщина прочитала их мысли и заметила:

– Не бойтесь за вещи. Будь вы так богаты, как, по вашим уверениям, бедны, будь вы так благородны, как, по вашим словам, просты, и тогда вы были бы в полной безопасности в гостинице вдовы Масуды, о мои гости. Но как зовут вас?

– Питер и Джон.

– Да, вы тут в безопасности, Питер и Джон, приехавшие навестить родину Петра и Иоанна, ваших покровителей, и других основателей нашей веры; повторяю, вам нечего опасаться, о мои гости.

– Гости, которым посчастливилось быть захваченными Масудой, – вновь поклонился ей Годвин.

– Погодите, еще рано говорить, посчастливилось вам или нет, сэр… Но кто вы, Питер или Джон? – спросила она с чем-то вроде улыбки на своем красивом лице.

– Питер, – ответил Годвин. – Помните: паломник с белой прядью в волосах – Питер.

– Вероятно, вы близнецы, вам действительно нужны отличительные знаки. Дайте-ка мне посмотреть; да, у Питера белая прядка и серые глаза. У Джона глаза синие. Джон также более воинствен (если только пилигрим может быть воином) – я вижу это по его мышцам, но Питер больше размышляет. Женщине трудно было бы выбирать между Питером и Джоном… Однако я думаю, оба голодны, а потому пойду и приготовлю им кушанье.