Виталий Гладкий - Вайделот

Он уже понял, что внутри кубиков есть желобок, куда налито «живое серебро» – так называли в Германии ртуть. Они назывались «переводными». Если кость перед броском подержать в руках в определенном положении, ртуть по тонким каналам сольется в нижнюю часть желобка, и она ляжет на стол так, как нужно игроку. Похоже, Эрих отдал мастеру кучу денег, чтобы изготовить такие «чудо-кости» – они стоили очень дорого, тем более, что были сделаны из слоновьего бивня, материала, продававшегося едва не по весу серебра.

Менестрель мигом отбросил свою вальяжность, слегка согнулся над столом, и стал похож на хищного кобчика (его физические кондиции оставляли желать лучшего; на сокола или орла он уж точно не тянул) – острый пронзительный взгляд, большой крючковатый нос и задорный хохолок на макушке. Хуберт начал применять «стратегму» – хитроумный план, мигом сложившийся в его голове. Он сильно разозлился из-за коварства нечаянного «приятеля» и решил полностью опустошить его кошелек. До этого, видя беспомощность Эриха в игре, Хуберт отбросил свои коварные планы и практически не жульничал; менестрель решил выиграть у него совсем немного и играл лишь для того, чтобы убить время.

Теперь игра пошла нешуточная. Кучка серебра на столе росла, и вместе с ней росло и напряжение игроков. Хуберт по-прежнему проигрывал, однако ни единым взглядом, ни единым движением не выдавал свое внутреннее состояние. Он лихорадочно подсчитывал количество проигранных денег и ждал момент, чтобы поставить на кон все. И наконец он наступил. Каким-то шестым чувством менестрель почуял, что Эрих готов пойти ва-банк, и поторопился опередить его.

– Хазард! – вскричал Хуберт, когда кости оказались у него. – Иду на все!

Этим арабским словом, позаимствованным крестоносцами у сарацин, объявлялся конец игры. А кости в руках менестреля значили, что в случае одинакового количества очков, набранных игроками, выигрывает тот, кто сказал «хазард».

На этот раз Хуберт не торопился; основательно «подогрев» кости в руках, он ловко бросил – и не сумел сдержать возглас разочарования. Одиннадцать! Всего одиннадцать очков! Это проигрыш, уж Эрих не упустит удачу… Оставалось лишь затеять с ним ссору и выяснение отношений, ведь «заколдованные» кости могли привести их владельца к позорному столбу, где ему отмерили бы полсотни ударов плетью; по крайней мере такое наказание для плутов и мошенников ввел гроссмейстер Тевтонского ордена на территории Пруссии. Он был человеком неглупым, и понимал, что кнехты все равно будут играть, и лучше их не озлоблять лишними запретами.

Но по здравом размышлении менестрель решил не придавать огласке факт мошенничества со стороны оруженосца. Во-первых, не факт, что возле позорного столба окажется Эрих; туда могли поставить и Хуберта, как нарушившего эдикт короля Фридриха о запрете игры в кости. А во-вторых, менестрель надеялся, что эта игра не последняя, и он обязательно отыграется.

Эрих почему-то сильно заволновался. Нужно было выбросить двенадцать очков, но как это сделать, когда руки трясутся? Он постарался взять себя в руки, примерился – и бросил.

– Одиннадцать… – тихо прошептал Хуберт, боясь поверить своим глазам.

– Одиннадцать… – трагическим шепотом повторил Эрих. – Одиннадцать! О, горе мне! Я погиб! – И он начал биться головой о стол. – Мне конец! Как я теперь появлюсь перед моим господином?!

– Э-э, успокойся! – схватил его за плечи менестрель. – Башку расшибешь! Стоит ли так убиваться из-за денег? Это дело наживное. Сегодня они есть, а завтра – тю-тю, денежки ветром унесло. И так всю жизнь. Тем более, что проиграл ты не очень много – всего полмарки. А за пиво не переживай – заказ твой я оплачу.

– Ты не понимаешь! – Эрих поднял лицо, залитое слезами. – Мой хозяин продаст меня другому рыцарю, если я не принесу ему деньги! Всего одну марку! Притом сегодня, сейчас!

– Зачем? Что за срочность?

– Она нужна ему, чтобы заплатить за участие в рыцарском турнире!

– Вон оно что… – Менестрель покачал головой. – Рыцарский турнир – это серьезно. И ты, значит, решил найти эту марку в моем кошельке?

– Ну, не совсем так…

– Мне все понятно… – Хуберт ненадолго задумался, затем решительно поднялся и сказал: – Пойдем к твоему господину! Безвыходных положений не бывает. Считай, что перед тобой не бедный менестрель, а святой, который поможет в твоем несчастье.

– Но как?!

– Очень просто. Я ссужу мессиру марку… под долговую расписку. Конечно, я рискую – вдруг твоего господина уже заждались на небесах, но он понравился мне, а значит, я просто обязан его выручить. Кстати, и тебя тоже. Ты теперь мой должник. Понял мысль?

– Понял! – В этот момент Эрих готов был согласиться на что угодно.

– Тогда что же ты стоишь столбом? Вперед!

Они выскочили из харчевни и быстро зашагали по пыльной улице, разбитой копытами коней и колесами повозок. Вслед за ними топал и монах с видом мученика, которого вели на экзекуцию. Он надеялся, что после столь знатного выигрыша последует богатое угощение, но Хуберт очень некстати проявил христианскую заботу о ближнем. И теперь в объемистом желудке святого отца, как в бочке, плескалось на самом донышке одно пиво (по правде говоря, скверное), настоятельно требовавшее кое-чего посущественней.

Ночь подходила к концу. Огромная луна постепенно растворялась в светлеющих небесах, и соловьиные трели превратились в хорал, приветствующий скорый приход на землю бога Еро. Проснулись сонные деревья, загомонили между собой, зашелестели ветвями, гладкий речной плес пошел кругами – рыба устроила утренние игрища. Запахи цветущего разнотравья в этот утренний час были настолько сильными, что, казалось, чистый прохладный воздух стал гуще, из-за чего пение птиц было завораживающе мягким, будто по всей Пуще играли божественные свирели.

Весна пришла ранняя, и месяц первоцвет [22], умывшись дождями, показал себя во всей своей красе. Трава росла так быстро, что если ночью приложить ухо к земле и прислушаться, можно было услышать, как молодые стебельки прорываются из глубины к весеннему небу. Все вокруг кипело возрождающейся жизнью, цвело, и от многообразия красок голова шла кругом. У молодых вайделотов при виде девушек кровь бросалась в голову, и даже самые большие скромницы испытывали странный душевный трепет и ловили украдкой горячие взгляды парней. Приближался второй праздник бога Еро – день выгона скота на пастбища.

Собственно говоря, «ярого» бога пробуждающейся природы и вешнего света ятвяги, пруссы и русы чествовали четыре раза в год. Сначала приходил Еро Вешний; он отмыкал томившуюся в холодной темнице Весну. Это происходило, когда снег еще не совсем растаял, в месяце протальнике, в весеннее равноденствие. Потом наступал черед второго праздника, в месяце первоцвете, когда бог Еро ступал на землю. В этот день вместе со своим небесным отцом он выгонял на заоблачные пастбища небесных коров – дождевые тучи, а люди выводили свои стада на пастбища земные.