Алла Бегунова - Французская карта

Держась за планширь фальшборта на корме, она обычно 20–30 минут наблюдала за действиями команды, всматривалась в морскую даль, жадно вдыхала свежий воздух и потом снова спускалась в свою каюту. Там было душно, тесно и страшно. Так может страшить человека пребывание во чреве сказочного кита, то ныряющего под воду, то всплывающего из пучины. Невидимые силы, центробежные и центростремительные, словно бы сходясь в одной точке, раскачивали корпус «Элефтерии».

Поляка подвергалась сразу трем видам качки. Первая именовалась бортовой, или боковой. При ней вращательно-колебательные движения судна происходили по поперечной оси, с борта на борт. Второй вид качки назывался килевой, или продольной, с вращательно колебательными движениями судна с носа на корму, с кормы на нос. Еще существовала возникающая при большом волнении и сопутствующая двум первым вертикальная качка…

Пребывание во взбесившемся пространстве, конечно, изнуряло курскую дворянку, но не лишало ее осторожности и внимательности. Например, она знала, что расстояние от Эльмаса до Очакова составляет примерно 650 километров, если двигаться курсом, проложенным по абсолютно прямой линии на северо-восток. Но Караманлис почему-то вел корабль не прямо к пункту назначения, а как бы по дуге, прижимаясь к болгарским берегам.

Взяв из каюты компас, Аржанова не осталась на верхней палубе юта, как обычно, а спустилась по трапу с восемью ступенями вниз, на шканцы, к штурвалу, где в тот момент рядом с рулевым стоял моряк.

– Куда мы плывем, капитан? – спросила она у грека.

– В Очаков, госпожа, – ответил он.

– Какой курс вы держите? – Анастасия достала свой навигационный прибор и, наклонившись над нактоузом с большим судовым компасом, сравнила их показания.

– Норд-ост, госпожа, – Караманлис с изумлением наблюдал за действиями мусульманки в черной чадре.

– Неправда, капитан. Сейчас вы сильно отклонились к норд-весту.

– Откуда вы знаете?

– Ваш судовой компас показывает это, – Анастасия постучала пальцем по стеклу прибора.

– Неужели вы учились в штурманской школе? – за усмешкой грек пытался спрятать свою растерянность.

– Может быть, и училась. Но имеет ли это значение, если вы обманываете меня? Ложь и обман требуют наказания. Или объяснения. Так что вы выбираете?

– Обман обману рознь, – мореход в тревоге оглянулся. К нему с двух сторон приближались слуги необычной пассажирки – здоровенные мужики с пистолетами и кинжалами за поясом. – Признайтесь, вы ведь тоже не турчанка и не татарка.

– Будете говорить? – спросила Аржанова.

– Я все расскажу, госпожа. Только для этого нужна подробная карта Черного моря. Она находится у меня в каюте. Приглашаю вас к себе в гости.

– Хорошо. Но вместе с моими слугами…

Дело в том, что война вовсе не способствует развитию торговли, и в этом Караманлис убедился на собственном опыте.

Примерно десять лет подряд он совершал весьма выгодные с коммерческой точки зрения рейсы между Стамбулом и Гаджи-беем, Очаковым и Суджук-кале, между Стамбулом и крымскими городами Гезлеве, Кафа и Судак. Из Гезлеве грек доставлял в Турцию поваренную соль, добытую в тамошних озерах, из Кафы – овечьи шкуры, воск и знаменитую пшеницу твердых сортов, из Судака – отличное белое и красное виноградное вино в сорокаведерных бочках. Взяв заказ в канцелярии великого визиря, он возил из Стамбула в Гаджи-бей, Очаков и Суджук-кале, где находились крупные османские гарнизоны, снаряжение, вооружение, обмундирование для войск султана, строительные материалы для ремонта и реконструкции фортификационных сооружений.

За это время капитан «Элефтерии» досконально изучил все наиболее удобные маршруты, расположение портов, погодные условия на Черном море, ветры, дующие тут весной, летом и осенью. Иногда ему казалось, будто он уже с закрытыми глазами может довести свою поляку до места назначения, что подводный царь Нептун благоволит к нему и потому его плавания обходятся без особых потерь, приносят ощутимую выгоду.

Вдруг турки в сентябре прошлого года объявили войну русским. Навигацию купеческим судоходным компаниям все-таки удалось закончить вполне успешно. Однако весной 1788 года ситуация резко изменилась.

В море вышли военные флоты обеих империй, насчитывающие десятки кораблей разных классов и видов. Их боевые столкновения стали происходить на маршрутах, давно проложенных капитанами торговых судов, и сопровождаться длительными артиллерийскими перестрелками. Получило развитие и каперство, то есть захват купеческих кораблей враждебной державы фрегатами и галерами в качестве военных трофеев.

В первых числах мая сего года «Элефтерия» пришла в Очаков с военным грузом. Через три недели, уже на обратном пути, греки стали свидетелями ожесточенной схватки в устье реки Буг между одиннадцатью турецкими галерами и русской одномачтовой дубль-шлюпкой, вооруженной семью орудиями. Османы думали, будто победа близка и «кяфиры» будут их легкой добычей. Но русский офицер, командовавший дубль-шлюпкой [17], предпочел героическую смерть плену у мусульман. Он взорвал свой корабль вместе с четырьмя плотно окружившими его вражескими плавсредствами. Эхо большого взрыва долго перекатывалось по водной глади Днепровско-Бугского лимана. Разлетевшиеся далеко в стороны горящие обломки пяти судов едва не попали на поляку. Уцелевшие турецкие галеры пустились наутек. Греческие моряки, сочувствовавшие единоверцам, помолились за упокой души русских храбрецов, подняли паруса и, стараясь держаться поближе к западному берегу, со всеми предосторожностями двинулись в Стамбул.

Тут бы Караманлису призадуматься о безопасности плавания к северным черноморским берегам. Но в дни войны плата за заказы канцелярии великого визиря сделалась по-царски щедрой. Он не удержался. Снова «Элефтерия» пошла в Очаков, имея в трюмах мешки с мукой и рисом, бочки с солониной для питания гарнизона крепости. Грозный флот султана, состоящий из десяти линейных кораблей, шести фрегатов и сорока галер, капитан видел в очаковской гавани еще 16 июня 1788 года. Однако, 18 июня его уже не существовало.

В темноте летней ночи турки попытались выйти из Очакова в открытое море. Русские их заметили. Батареи, расположенные на песчанном мысу у Кинбурна, открыли меткий огонь. Затем подоспела русская же гребная флотилия численностью до семидесяти галер. Разбуженные громом канонады, греки чуть не до утра наблюдали за ядрами и бомбами, как красные метеоры, носившимися между громадами парусников, за всполохами пожаров на их палубах, за медленно уходящими под воду остовами разбитых судов.

Русские потопили тогда пять линейных кораблей, два фрегата, две шебеки и большую галеру. Один пятидесятипушечный линейный корабль, разворачиваясь у мыса, сел на мель и попал в руки русской морской пехоты, с галер взявшей его на абордаж. Четыре османских линейных корабля и четыре фрегата прорвались и ушли в море. Но весь гребной флот был отрезан от своих и загнан обратно в очаковскую гавань. Многие его суда получили тяжелые повреждения.