Ксавье Монтепен - Искатель приключений

– Но, месье Бенуа, – вскричал снова простодушный кавалер, – я право не знаю, как выразить вам мою признательность!

– Вы не обязаны мне ничем! Я был польщен вашей дружбой и каждый раз, как только вам будет угодно оказать мне честь воспользоваться моими услугами, я буду считать себя очень обязанным… Когда вам угодно, чтобы я представил вас майору?..

– Назначьте сами день.

– Угодно послезавтра?

– Очень рад.

– Если так, я напишу два слова Танкреду…

– Где я вас найду?

– Я сам зайду за вами.

– Где будет свидание?

– У меня, черт побери!.. В моем смиренном жилище!.. Вы увидите мою племянницу, смею сказать, образованную молодую девушку… Мы пообедаем и, весело чокаясь бокалами, будем говорить о делах…

– Любезный Бенуа, предложение ваше так чудесно, что я принимаю его без церемонии…

– И вы правы! Однако становится поздно: я вас оставлю. До свидания, кавалер.

– До свидания, мой превосходный друг!

– Еще одно слово…

Я указал пальцем на чемодан и прибавил:

– Берегите это. Париж очень большой город, в нем, конечно, много честных людей, но, кажется, прости Господи, гораздо больше плутов! А сорок тысяч ливров порядочная добыча, способная прельстить воров!.. Будьте осторожны и берегите хорошенько ваше сокровище день и ночь.

– Непременно, – отвечал кавалер и, показав пару великолепных пистолетов, прибавил: – Вот верные товарищи, которые не только лают, но и кусают!..

– Похвальная предосторожность! – одобрил я. – Но если, например, вам придется оставить на некоторое время вашу комнату… тогда что же вы сделаете?..

– Я это предвидел: мой слуга, молодой человек, совершенно мне преданный, будет ждать здесь моего возвращения, сидя на этом чемодане и держа по пистолету в каждой руке…

– Черт побери!.. Не очень-то хорошо будет тому, кто захочет обогатиться за ваш счет, кавалер!..

– Никому не советую пробовать. Но вы, кажется, мне говорили, любезный месье Бенуа, что эта гостиница очень спокойна и пользуется прекрасной репутацией?

– Говорил и готов повторить это… Совет, который я. позволил себе дать вам, происходил от избытка усердия, а также оттого, что я имею правилом лучше предупреждать несчастье, нежели сожалеть о нем.

Тут мы простились, пожимая друг другу руку, как бы для скрепления тесной и искренней дружбы, которую обещали один другому… Вот что я сделал, господа, вот почему считаю себя вправе сказать с некоторой гордостью, как сказал какой-то греческий или римский император, право не знаю: я не потерял даром дня! Любезные товарищи, что вы думаете о моем подвиге?.. Предоставляю вам самим обсудить его…

Когда Бенуа кончил, хорошенькая Эмрода зевнула во всю ширину своего маленького ротика. Человек, которого называли виконтом, начал советоваться с капуцином, с комиссионером и с некоторыми другими членами общества. Это совещание продолжалось минуты три: мнения выражались шепотом. Потом виконт сказал:

– Любезный Бенуа, общество рукоплещет вам вдвойне, вы заслужили это…

– Мне отдают справедливость! – прошептал Бенуа, с выражением законной гордости.

– Мы понимаем как нельзя лучше ваш план… – продолжал виконт.

– И одобряете его?

– Да, только надо условиться в подробностях.

– Они очень просты…

– Не спорю, но надо будет несколько поистратиться.

– Вы наш казначей, возьмите из кассы.

– Как вы спешите!

– Дело надежное…

– Может быть, но, по моему мнению, надежны только те дела, которые сделаны.

– Знаете вы одну пословицу?

– Знаю и много.

– Хорошо, но одна из них более всего согласуется с нашим положением: кто ничем не рискует, тот ничего не получит!..

– Вы правы. Притом я вам сказал: план ваш принят, теперь будем рассуждать о подробностях.

– Охотно.

В эту минуту Эмрода прервала разговор.

– Позвольте мне уйти, – сказала она.

– Ты хочешь нас оставить, капризница?

– У меня есть дела сегодня, очень важные.

– Какое-нибудь свидание, плутовка?

– Может статься, но это вас не касается, а так как я вовсе не нужна вам для исполнения вашего плана…

– Вы ошибаетесь, – перебил Бенуа, – именно вы нужны нам, любезная Эмрода, и даже очень…

– Мне показалось, однако, что в комедии, которую вы приготовитесь разыграть, нет женской роли.

– Это доказывает, что вы дурно меня слушали, малютка…

– Может быть, я спала… или думала о другом. А что же вы говорили?

– Я говорил о моей племяннице, которую должен представить послезавтра кавалеру де ла Транблэ…

– Ну?

– Ну! Кто же будет этой племянницей, если не вы?

– Ах, гадкий человек! – вскричала молодая девушка с очаровательной досадой и очень милым и кокетливым гневом. – Скажите пожалуйста, с какой стати ему вздумалось говорить о своей племяннице!..

– Следовательно, – продолжал Бенуа, – я формально сопротивляюсь тому, чтобы отпустить нашу миленькую Эмроду! Ее возлюбленный подождет…

– Мой возлюбленный! – прошептала молодая девушка с восхитительным жеманством.

– Мне бы следовало сказать «возлюбленные», – продолжал Бенуа, – я ошибся, извините.

– Дерзкий! – вскричала Эмрода.

– Бенуа прав, – вмешался виконт, – наша любезная сестрица непременно должна сегодня остаться с нами. Как вы думаете, господа?

– Да! да! да! – отвечали все сообщники в один голос.

Приговор был произнесен. Надо было повиноваться. Эмрода сделала гримасу, но осталась. Заседание прекратилось только в два часа утра. Мы скоро узнаем результат его.

На другой день после той ночи, в которую происходили сцены, рассказанные нами читателю, мирные обитатели той части улицы Грента, которая примыкает к улице Сен-Дени, смотрели внимательно, стоя у своих дверей, на зрелище, сильно подстрекавшее их любопытство. Вот в чем оно состояло.

Довольно скромная лавка, давно уже не занятая никем, была снята в это самое утро. С рассвета несколько человек работали безостановочно и внутри и снаружи этой лавки. Одни наскоро прибивали полки и прилавки, походившие скорее на декорации и аксессуары в театре, нежели на настоящие прилавки и полки, потому что они были чрезвычайно тонки и не могли бы выдержать никакой тяжести. Другие, с помощью высокой лестницы, прибивали, над главным входом, огромный железный лист, без всяких изображений и надписи. Когда этот лист был прикреплен, явились два живописца. Первый нарисовал посреди листа нечто вроде барана, с великолепными рогами, и покрыл свой эскиз густым слоем мела, подражавшего с грехом пополам изменчивому отливу серебра. Пока этот художник оканчивал свое образцовое произведение, товарищ его также не терял времени. По обеим сторонам животного с длинными рогами он начертывал огромными белыми буквами следующие слова: