Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

– Ах, черт возьми! – подумал Цампа. – Все мои планы рушатся. Эта дама – графиня; она поехала на виллу и взяла с собой портрет. Через час Концепчьона все узнает. Нет, я не хочу изменять графине Артовой.

В три часа утра Цампа спокойно сидел на пороге дома, где жила графиня Артова.

Вскоре Баккара подошла к португальцу и провела его в небольшую комнату, в нижний этаж.

– Ты заставил меня напрасно ждать, – проговорила она, – и я нахожу, что это весьма странно. Однако, что ты мне можешь сказать?

– Несколько слов о Рокамболе, которого я вчера вечером видел.

– Что ты говоришь! – воскликнула графиня. – Разве он в Кадиксе?

– Да, под именем и оболочкой графа Вячеслава Полацкого.

Цампа рассказал про свое свидание с графом Полацким и про результат этого свидания. После этого он показал графине записку Рокамболя, подписанную его рукой.

– Я думаю, – сказал он, – что с этой запиской мы заведем его далеко.

– Не дальше как до эшафота, – отвечала торжественно Баккара.

Португалец пробыл наедине с графиней Артовой более часа.

Выйдя от нее, Цампа снова отправился к графу Вячеславу Полацкому.

– Возьми, – сказал Цампа, – вот портрет твоего двойника.

При этом он развернул толстый сверток, и Рокамболь увидел портрет юного маркиза де Шамери.

Указав на родимое пятно, виднеющееся на правой ноге портрета, Цампа прибавил:

– Вот что могло погубить тебя! Рокамболь завладел портретом.

– Что мне с ним сделать? – спросил он.

– Я думаю, что лучше всего сжечь его, – отвечал Цампа, – и тогда…

– Что же будет тогда?

– Что? Ты приблизишься к грандству и к руке девицы Концепчьоны.

Прошли сутки. На рассвете из восточных ворот Кадикса выехал экипаж и, объехав сначала вокруг города, вероятно для того, чтобы обмануть, направился к вилле архиепископа гренадского. В экипаже этом сидели два человека: мужчина и женщина.

Мужчина был Фернан Роше. Женщина была Баккара. Она была одета в мужское платье, которое постоянно носила после отъезда из Парижа.

– Любезная графиня, – проговорил Фернан, в то время как экипаж, запряженный четырьмя мулами, ехал во всю рысь, – как вы полагаете, не пора ли объяснить ваши действия?

– Я вас понимаю, – сказала Баккара, – и сейчас дам вам ответ.

Господин Роше прислонился к стенке экипажа, а графиня продолжала, улыбаясь:

– Вас, вероятно, удивляли мои поступки?

– Да, немало.

– Вы, вероятно, не совсем поняли, для чего я желала, чтобы девица де Салландрера полюбила настоящего маркиза де Шамери.

– Вы мне сказали, что не хотите передать суду Рокамболя, которого Бланш так долго любила и называла своим братом.

– Да, это так.

– Но вот чего я не понимаю: положим, что ваши планы все сбудутся, что настоящего маркиза Концепчьона полюбит и что он женится на ней вместо Рокамболя, но все-таки со временем это откроется.

– Не думаю.

– Не узнает ли Бланш теперь или после…

– Никогда.

– В таком случае, графиня, я вас положительно не понимаю.

– Выслушайте меня, мой друг, я вам все расскажу.

– Слушаю.

– Настоящий маркиз де Шамери, этот благородный человек, произвел глубокое впечатление на Концепчьону; она сначала не признавалась себе, что любит его, да и не понимала этого, потому что была влюблена в негодяя Рокамболя, который украл у маркиза имя и титул. Теперь же я полагаю, что она поймет это.

– Хорошо, – проговорил Роше, – дальше.

– Если мне удастся зажечь эти два сердца, и я надеюсь, что я этого добьюсь, потому что Концепчьона произвела на маркиза сильное впечатление, – ничего нет легче, как заменить ложного маркиза настоящим.

– Вы так думаете?

– По всей вероятности. К свадьбе все уже готово, они должны обвенчаться без шума в часовне замка де Салландрера. После церемонии молодая чета должна отправиться в Мадрид. Там маркиз получит аккредитивы к бразильскому императору и они уедут через несколько дней.

– В Бразилию?

– Без сомнения.

– Все-таки я не понимаю…

– Не торопитесь… положим, что подлог возможен, настоящий маркиз, на имя которого Рокамболь уже получил документы о перемене подданства, займет место Рокамболя, он увезет Концепчьону в Бразилию и проживет там лет десять.

– Да, теперь я понял.

– Роста он одного с Рокамболем. Маленькое сходство у них есть, без которого бандит не имел бы таких успехов.

– Когда виконтесса Бланш д'Асмолль увидит своего настоящего брата, она будет уверена, что он тот самый, которого видела прежде в Париже.

– Теперь я вас совершенно понял, – проговорил Роше, – но это не так легко!

– Да, но… Бог не без милости.

– К тому же… Рокамболь… что же вы с ним хотите сделать?

Из глаз графини посыпались искры.

– О! – проговорила она. – Он будет жестоко наказан, вы это увидите.

Голос Баккара был страшен и вместе с тем торжествен, как голос судьи.

– Но, – проговорил Фернан, – объясните мне, графиня, почему вы не хотите передать Рокамболя в руки правосудия, так как он находится здесь переодетым и под чужим именем?

– Это я вам теперь не скажу, мой друг, – ответила Баккара, отодвигая своей нежной рукой кожаные занавески кареты, которая остановилась.

Они подъехали к вилле. При звуке бубенчика на крыльцо вышла женщина. Это была герцогиня де Салландрера. Бедная мать поспешила протянуть руку графине.

– Ну, что с ней? – спросила Баккара.

– Сперва много плакала, но теперь успокоилась и желает видеть вас.

– Где она?

– В своей комнате, она пристально смотрит на море. Это упорство пугает меня.

– А мне так кажется, что это к лучшему.

– Дай Бог, чтобы ваши слова оправдались, графиня!..

– Позвольте мне одной войти к ней.

– Сделайте одолжение.

Герцогиня взяла под руку Фернана Роше и повела его в приемную виллы; графиня же поднялась на лестницу, в первый этаж, прошла через широкие сени и, подойдя к комнате Концепчьоны, тихо стукнула в дверь. Ответа не последовало. Дверь была не заперта, Баккара вошла. Она увидела Концепчьону, сидевшую при открытом окне и устремившую взгляд свой на бушующее море. Она была погружена в глубокую задумчивость.

Графиня, заперев двери, подошла к девице де Салландрера так тихо, что последняя ничего не слышала. Подойдя к ней, графиня положила свою руку на плечо Концепчьоны.

– Ах, это вы, графиня, я вас ждала, – проговорила она. Они обнялись и поцеловались.

– Бедная, – сказала графиня, – как вы страдаете. От последних слов графини пробудилась гордость молодой девушки. Она выпрямилась и со спокойным, холодным, почти угрожающим взглядом проговорила:

– Напротив, графиня, я думаю, как отомстить этому негодяю.

– За вас отомстят.

– Теперь, – прибавила Концепчьона, – я чувствую такое презрение к этому подлецу, что мщение кажется недостойным меня.