Понсон Террайль - Тайны Парижа

– Здесь живет полковник Леон? – спросила Фульмен.

– Здесь, – ответила служанка.

– Встал он?

– Да, сударыня.

Фульмен прошла во двор, не обратив внимания на впечатление, которое она произвела на нормандку.

– Сударыня, как прикажете о вас доложить?

– Ничего не надо.

– Однако…

– Скажите просто полковнику, что друг его сына хочет его видеть.

Эти слова удовлетворили служанку вполне. Она провела Фульмен в маленький зал и просила ее подождать. Две минуты спустя дверь отворилась, и Фульмен увидала входящего полковника Леона.

Те, кто видел полковника лет пять назад, бодрого, с черными волосами и огненным взором, каждая черта лица которого свидетельствовала о железной воле этого человека, с большим трудом узнали бы его теперь.

Полковник сделался стариком, с седыми и редкими волосами, со сгорбленным станом и тусклыми глазами. Годы или угрызения совести довели его до такого быстрого разрушения? Один Бог мог ответить на это.

Он поклонился Фульмен, не будучи в состоянии скрыть своего удивления, и предложил ей кресло у камина, где пылало яркое пламя.

– С кем я имею честь говорить? – спросил он любезно.

– Меня зовут Фульмен, – ответила молодая женщина, скромно опустив глаза. – Я танцую в Опере.

– Вы приехали ко мне по поручению моего сына? – спросил ее старик, и лицо его приняло при этом выражение радости и гордости, а потухший взор заблистал.

Этот человек, всех ненавидевший, презиравший и преследовавший, игравший честью и жизнью людей, вздрогнул с головы до ног при одном имени своего сына, единственной привязанности, которая жила в его каменном сердце.

– То есть, я приехала поговорить о нем, – сказала Фульмен.

– Боже мой! – пробормотал полковник, бледнея. – Неужели он заболел… или дрался на дуэли… Он ранен…

– О, успокойтесь, – сказала Фульмен, – он чувствует себя превосходно.

– Ах, как вы меня напугали!.. И полковник прибавил взволнованным голосом:

– Дорогое дитя! Вот уже три дня, как он не был у меня… О! Я не сержусь на него за это… он молод… я стар… ему скучно со мною… и притом Иов сказал мне…

Полковник остановился и взглянул на Фульмен с любезной улыбкой.

– Что он вам сказал? – спросила танцовщица.

– Что он влюблен… вероятно, в вас… вы так прекрасны и притом лицо у вас такое доброе… и он будет с вами так счастлив, не правда ли?

Фульмен с улыбкой покачала головой.

– Нет, он не в меня влюблен… однако… Ах, полковник! – воскликнула она с благородной искренностью, тронувшей до глубины души старика: – Я могу признаться вам, потому что вы его отец: я люблю его…

– А он вас не любит?

– Нет.

– Значит, он слеп! – пробормотал старик, взглянув на танцовщицу взглядом знатока, умеющего ценить красоту женщин.

– О, будьте покойны, – сказала Фульмен, – он полюбит меня когда-нибудь. Я это чувствую… а если я хочу чего-нибудь…

Фульмен упрямо надула губки, что вызвало улыбку у полковника, и продолжала:

– Я пришла к вам поговорить о нем потому, что мы оба любим его больше всего на свете.

– Благодарю вас, – сказал старик, пожав руку Фульмен.

– А еще потому, – продолжала она, – что ему грозит большая опасность.

– Опасность! – вскричал, весь задрожав, полковник, причем вся кровь прилила у него к сердцу.

– Успокойтесь, – сказала Фульмен, – мы можем ее предупредить.

– О, так говорите, говорите скорее!

– Полковник, – серьезно продолжала молодая женщина, – знаете ли вы врагов Армана?

– Врагов? Ах, возможно ли это? Он так добр, так благороден, дорогое мое дитя.

– В таком случае, они есть у вас?

При этом вопросе полковник вздрогнул, и перед его глазами, как в панораме, промелькнуло все его прошлое… У него потемнело в глазах.

– Быть может.

– Ну, так слушайте.

И Фульмен рассказала дрожавшему полковнику о любви его сына к таинственной Даме в черной перчатке и происшествиях, совершившихся в течение последних двух дней. Полковник слушал танцовщицу, но едва она кончила свой рассказ, как сгорбленный старик выпрямился, и потухший взор его заблистал гневом и энергией.

– Ах! – воскликнул он. – Если кто-нибудь осмелится, коснуться моего ребенка… то я, кажется, потрясу небесный свод и обрушу его на голову дерзнувшего.

– Слушайте, – сказала Фульмен, – вот зачем я пришла к вам. Под предлогом поездки по делам, требующим присутствия Армана, увезите его отсюда. Уезжайте с ним сегодня же вечером. Увезите его подальше от Парижа, в Нормандию, в Бретань, куда хотите, а я в течение этого времени постараюсь узнать тайну Дамы в черной перчатке…

Фульмен встала.

– Я еду к Арману, – сказала она, – через несколько минут вы должны также отправиться к нему; сделайте вид, что вы никогда не видали меня и что только случай свел нас у него. Вы приедете просить Армана сопровождать вас… в Нормандию, не правда ли?

– Да, – сказал полковник, – у меня действительно есть небольшое имение в нескольких лье от Гавра.

– Отлично, – сказала Фульмен, – так я поеду уговаривать Армана отправиться с вами.

Теперь понятно, почему Фульмен сказала Арману, что она не нашла Блиды, причем быстро обменялась многозначительным взглядом с полковником, когда тот появился на пороге спальной.

– Дорогое дитя, – сказал полковник, – можешь ли ты пожертвовать неделю своему старому отцу, который, как ты знаешь, никогда не просил посвящать ему твое свободное время? Ты непременно должен поехать со мною в Нормандию. Дело идет о твоем состоянии.

Арман колебался и взглянул на Фульмен. Она же наклонилась к нему и шепнула ему:

– Поезжайте! К вашему возвращению я отыщу Даму в черной перчатке и узнаю ее тайну.

В тот же вечер полковник и его сын сели в карету, и Фульмен сказала себе:

– Теперь, когда мне уже нечего дрожать за Армана, я могу вспомнить, что меня зовут Фульмен, и доказать Даме в черной перчатке, что это имя обозначает «молния».

В таком рассказе, как наш, где встречается множество лиц и события быстро сменяют одно другое, автор должен переносить внимание читателей то туда, то сюда, часто оставляя совершенно в стороне некоторых действующих лиц. Мы оставили Даму в черной перчатке в замке де Рювиньи с майором Арлевым и капитаном Гектором Лембленом, чтобы вернуться к нашему несчастному герою Арману, заснувшему на кушетке у Фульмен, а теперь мы снова вернемся в Рювиньи и к той минуте, когда майор Арлев настаивал, выходя из-за стола, чтобы Гектор Лемблен проводил их в комнату, где должна была храниться шкатулка генерала. Читатель, вероятно, помнит, что Гектор Лемблен, несмотря на сильное волнение, согласился на это. Дама в черной перчатке и майор Арлев, заметив волнение, охватившее капитана, переглянулись. Но Гектор, не поднимавший глаз, не заметил этого движения.