Понсон Террайль - Тайны Парижа

Она нервно и насмешливо расхохоталась.

– Подожди, – сказала она, – слушай дальше: твой сын вернулся к себе и более не выйдет оттуда. Он вернулся с разбитым сердцем, потому что в эту ночь он проиграл – огромную сумму, которую ты один мог бы заплатить, но ему сказали, что состояние, которым ты владеешь, ворованное и залито кровью… Ему сказали, что ты был разбойником и убийцей, и когда он приехал к тебе и умолял тебя разубедить его, ты упал на колени перед ним и молил о пощаде… Правда ли это?

Она снова остановилась. В эту минуту раздался голос Армана, говорившего Иову: «Ты отнесешь это письмо по адресу, а теперь заряди мои пистолеты…»

Дама в черной перчатке продолжала:

– Теперь ты все понял, не так ли? Твой сын приехал сюда затем, чтобы убить себя, потому что он не может уплатить своего карточного долга, а Арман человек честный… потому что…

Полковник употребил последнее усилие и снова встал; он открыл было рот, но только несколько неясных звуков сорвалось с его губ.

– Молчи! – сказала молодая женщина. – Молчи! Или он умрет сейчас же!

Эта угроза снова парализовала несчастного старика, а Дама в черной перчатке вынула кинжал, который был спрятан у нее на груди.

– Смотри! – сказала она. – В твой последний час я сжалилась над тобою… Хочешь спасти своего сына? Его долг будет уплачен, честь не будет запятнана… Свет никогда не узнает, что ты был негодяем… Говори, хочешь ли ты этого?

И так как старик протягивал к ней руки и, казалось, взглядом и жестом говорил ей: «О, говорите… говорите! Но только спасите моего сына! Спасите его!» – то она подала ему кинжал и проговорила: «Убей себя!»

Старик схватил кинжал с какою-то бешеной радостью, сжал его в своей ослабевшей руке и поднес к груди… Но прежде чем опустилась его поднятая рука, он лишился сил, упал на диван и остался лежать неподвижно. Радость, охватившая его при мысли, что его возлюбленный сын не умрет, нанесла полковнику Леону смертельный удар вернее, чем кинжал, который ему дала Дама в черной перчатке. Жизнь полковника угасла без агонии, как догоревшая лампа.

В эту минуту отворилась дверь. Вошел Иов, который, повинуясь приказанию своего молодого барина, пришел за пистолетами. Увидав труп своего старого полковника, он остановился на пороге безмолвный и бледный. Мстительница приложила палец к губам.

– Спрячьте этот труп! – тихо сказала она. – Спрячьте его… Уберите отсюда… Положите его в угол… на кровать… куда хотите… но чтобы сын не видал его…

– Сударыня, – сказал Иов, – я предоставил вам поступить с отцом, как вам было угодно…

– Ну?

– Но вы обещали мне, что если отец умрет, то сын останется жив.

– И я сдержу свое обещание.

– Вы даете клятву в этом?

– Клянусь.

Она протянула руку, еще запятнанную кровью ее умершего мужа, и прибавила.

– Зарядите пистолеты, но…

– Но… – пробормотал Иов.

– Отнесите их, приказала она, – но спрячьте поскорее этот труп.

Иов повиновался, а Дама в черной перчатке упала на колени.

– Боже мой! – прошептала она. – Я исполнила свой ужасный доли теперь простите ли Вы меня и позволите ли мне повиноваться голосу, который говорит в глубине моего сердца?!

В то время как вышеописанная сцена происходила в кабинете, Арман находился в своей спальне. Он написал короткое завещание, гласившее:

«Мой дом, драгоценности, белье, лошадей и пр. прошу продать с аукциона, а вырученные деньги отдать в пользу бедных.

Иова я назначаю своим душеприказчиком».

В предсмертный свой час молодой человек еще раз вспомнил о женщине, которую так страстно любил и за которую он поплатился жизнью; он вспомнил ее, отправившую его в дом, где в первый раз он услыхал о бесчестных поступках своего отца.

И, взяв перо, он написал следующие строки:

«Сударыня.

Вы, которую я так любил и из-за которой я умираю.

Не удивляйтесь, если на пороге могилы…»

Шум внезапно открывшейся двери прервал письмо. Вошел Иов и молча положил на стол пистолеты. Арман пожал руку старому солдату и сказал:

– Спасибо!.. Прощай!.. Уходи!

Он снова взял перо. Иов вышел. Арман продолжал писать:

«Сударыня, не удивляйтесь, если в последнюю минуту я думаю еще о вас, если я посылаю вам последнее „прости“, если я прошу у вас слезы и сожаления… "

Он остановился, и этот юноша, столь гордый и спокойно смотревший в лицо смерти, зарыдал и проговорил:

– Боже мой! Боже мой! Я больше не увижу ее!

Эти слова, без сомнения, были услышаны, потому что в эту минуту дверь, в которую вышел Иов, снова отворилась. Дама в черной перчатке появилась на пороге, и Арман вскрикнул от удивления и радости.

– Вы! Вы! – проговорил он.

– Я! – сказала она, идя к нему.

В эту минуту это не была уже прежняя насмешливая, неумолимая женщина, взгляд которой блестел, как лезвие кинжала, это не была уже мстительница, исполнявшая свою кровавую миссию и преследовавшая день и ночь, без устали, убийц своего супруга…

Она поразила последнего убийцу Гонтрана де Ласи и снова сделалась только женщиной.

Она подошла к Арману печальная, бледная, дрожащая, взяла его руки в свои и сказала:

– Да, это – я, Арман; я пришла спасти вас.

– Спасти меня! – сказал он.

– Да, – ответила она. – Возьмите этот бумажник и заплатите свой долг человеку, который оскорбил вас.

– А! Вы, значит, знаете?..

– Все.

– Так вы должны знать и то, – сказал он, – что я должен умереть, потому что ношу опозоренное имя.

– Нет, – возразила она, – ваше имя останется чистым, тот человек будет молчать.

– Неужели вы думаете, что мне не будет казаться в то время, когда я буду идти по улице, что первый встречный укажет на меня пальцем?

– Ну, так что же! Мы уедем.

– Уехать!

– Да, – сказала она с волнением, – вы поедете со мной, потому что теперь я свободна: мой долг исполнен, и я могу повиноваться голосу моего сердца, потому что я люблю вас!

Если бы несколько дней назад Арман услыхал это признание, то, может быть, он сошел бы с ума или умер бы от счастья… Но теперь Арман стоял молча, дрожащий, с каплями холодного пота на лбу… Он сделал шаг назад и оттолкнул женщину, которая пришла сказать ему, наконец, что любит его, и которая была готова упасть к его ногам.

– Ах! – проговорил он после нескольких минут молчания, показавшихся ей вечностью. – Вы любите меня, сударыня, так как ваш долг исполнен…

– Да, – проговорила та чуть слышно, покраснев и растерявшись. – Да, я люблю вас.

Но Арман оставался спокоен и холоден.

– Вы любите меня, – продолжал он, – потому что поразили последнего убийцу вашего мужа, не правда ли? О! Я все угадал, сударыня, все понял… Этот убийца, эта последняя жертва, которую вы хотели поразить, – старик, от которого сын только что отрекся и проклял, не так ли, сударыня?