Любовь Воронкова - Сын Зевса. В глуби веков

Но прочь, довольно об этом трижды презренном убийце Багое! Предстоит большой военный совет; царю надо собраться с мыслями, надо решать дело войны, которая ворвалась в его царство.

Чуть заметно колыхались и подрагивали ковры в проемах дверей, чуть шелестели шаги в соседних залах и коридорах, чьи-то тени появлялись и исчезали за колоннами. Дворец был полон людей, которые оберегали царя.

Надо бы с кем-то поговорить, посоветоваться… Может, позвать Бесса? Он умен. Он влиятелен. Он старается — Дарий видит это — завладеть доверием царя. Но можно ли доверять царедворцам? Артаксеркс доверял Багою, а Багой отравил его. За что? Не простил смерти Аписа. Артаксеркс жестоко расправился с Египтом, когда покорил его. И своей рукой убил их священного быка Аписа. Багой — египтянин. Сам ходил вместе с царем покорять Египет, сам убивал своих соплеменников. А смерти Аписа не простил, не вынес, убил Артаксеркса. И никто не узнал, отчего умер Артаксеркс. Но Дарий это знает.

Почему привязались к нему сегодня такие тяжелые воспоминания? Может, дух Багоя бродит во дворце и преследует его? Ведь он, Дарий Кодоман, сам отравил Багоя!

Губы царя снова скривились в жестокой усмешке. Вот здесь он, Дарий, возлежал тогда, а этот столик, украшенный янтарем, стоял перед ним. Дарий знал, что отравитель приготовил для него чашу вина: его предупредили, что яд уже положен. Ведь он, Дарий Кодоман, потомок царя Кира, Ахеменид, и не подумал благодарить Багоя за царскую тиару!

Слуга, ничего не подозревая, поставил перед царем чашу. Царь велел позвать египтянина. Тот вошел кланяясь, льстивый, с ускользающим взглядом, с отвратительно голым подбородком, на котором никогда не росло ни одного волоска. Царь улыбнулся ему со всей своей любезностью.

— Ты наш верный слуга, Багой, я высоко ценю твою дружбу. Прими мою милость, выпей вино из моей царской чаши!

Как он побледнел, как страшно вспыхнули его узкие глаза! Он замер на мгновение, пристально посмотрел на царя. А потом взял чашу и выпил вино.

Через час Багоя не стало.

Неожиданно, прервав воспоминания царя, из-за широкой узорчатой колонны вышел Бесс, бактрийский сатрап, высокий, худощавый, с горбатым носом и яркими белками пронзительных черных глаз.

— Бесс? — удивился царь.

Бесс поклонился, коснувшись пола.

— Ты призвал нас на военный совет, царь. И вот я здесь. Я готов служить тебе и словом и делом.

— Да, да, — вздохнул Дарий, и вдруг усталость охватила его, — пора. Скажи там, чтобы пришли одеть меня.

Дарий лег бы сейчас на тахту, он бы вышел в сад, где ходят, распустив хвосты, павлины. Он бы заглянул в бассейн, в котором отражаются густые шапки деревьев и плавится солнце. Он бы прошел в тихие женские покои к своей жене, красивой, как луна в зените, к своим милым дочерям… Этот уголок его дворца всегда полон радости, ласки, нежности… Но надо идти на военный совет. А что ему там нужно будет сказать, он так и не придумал.

Царь сидел на троне в тяжелых роскошных одеждах, с высокой тиарой на голове. Ему было жарко в этом густо затканном золотыми узорами одеянии, тиара казалась тяжелой, сползала на брови, мокрые от пота. Золотые цепи и ожерелья из оникса, из розового сердолика и темно-синего лазурита лежали на груди, как панцирь, мешая дышать… Дарий за последние годы стал тучным, его мучила одышка, ему нравилось нежиться на шелковых ложах и ни о чем не думать. А вот приходится сидеть здесь, увешанным драгоценными украшениями, принимать от царедворцев и военачальников земные поклоны, давать каждому свой царский поцелуй… И решать, как вести войну!

А откуда он, царь Дарий, знает, за все время своего царствования не бывавший на поле сражения, откуда он знает, как надо вести войну? До сих пор он воевал с Филиппом Македонским подкупами, иногда клеветой. Эту войну он и сейчас готов вести, золота хватит. Может быть, стоит попытаться?

Военачальники царя Дария сидят вокруг и ждут, что скажет царь. Дарий, наморщив густые черные брови, старался припомнить все, что говорил ему Мемнон о своих военных планах.

— Надо перенести войну из нашей страны в Элладу, — сказал он. — Теперь я хочу, чтобы вы обсудили, послать ли мне войска в приморские области, куда ворвался Александр. Или мне, царю царей, самому вести войско и разгромить Македонянина?

Персы высказались осторожно, со всей лестью, которою подобало насыщать речь, обращенную к царю. Но почти все они говорили, что правильно будет, если сам царь царей Дарий возьмет на себя командование армией. Войска, видя царя царей и зная, что его взоры обращены на них, будут воевать отважнее и будут яростней стремиться к победе.

Недалеко от царя сидел афинянин Хоридем, тот самый Хоридем, который бежал от Александра, когда царь македонский потребовал его выдачи в числе десяти афинян, выступавших против Македонии. Дарий ценил его советы, ему льстило, что Хоридем предпочел служить ему, а не Македонянину.

Но кому только не служил начальник наемных войск Хоридем! Он воевал вместе с Филиппом Македонским, отцом Александра, и воевал против Филиппа. Воевал вместе с Афинами и воевал против Афин. На верность Хоридема было трудно полагаться. Но сражаться он умел, храбрости был необыкновенной и почти не знал поражений, как не знал совести. Со своим отрядом в тридцать тысяч опытных эллинских воинов он был крупной силой.

Хоридем встал, поклонился царю по персидскому обычаю, только не так низко, как персы, и сказал:

— Если ты, царь, благоволишь выслушать меня, я дам тебе совет воина и полководца.

Царь кивнул.

— Я не советую тебе, царь, так опрометчиво рисковать своей жизнью и своим царством. На тебе лежит тяжесть управления огромной страной, подвластной тебе. А на войну ты пошли хорошего полководца — полководца испытанной доблести. Стотысячного войска, треть которого составляют эллинские наемники, закаленные в битвах, вполне довольно, чтобы разбить Македонянина. И если ты, царь, доверишь мне войско, я берусь осуществить это дело.

Дарий облегченно вздохнул. Это справедливо. Царь — для того, чтобы править страной, а на войну пусть идут полководцы. Зачем же ему рисковать своей царской жизнью?

— Ты правильно сказал, Хоридем. Ты привык командовать войском. И кто же победит эллина, как не эллин? Я согласен возложить на тебя эту войну. Надеюсь, что она будет недолгой.

Персидские военачальники сразу заволновались. Ропот прошел по их рядам. Дарий с удивлением окинул их взглядом. Что такое? Они противятся решению своего царя?

Поднялся Бесс:

— Будет все так, как ты решишь, царь. Но выслушай и нас, как выслушал чужеземца. Почему ты сразу поверил этому человеку? Разве ты не знаешь, скольким царям и правителям он уже изменил? Разве ты не знаешь, что войско его сражается во имя денег, а не во имя защиты родины? Хоридем добивается верховного командования. И если ты сделаешь его полководцем всего персидского войска, он предаст персов македонянам, как предавал многих. Македоняне одной крови с ним, с эллином, а мы, персы, ему чужие!