Ирена Асе - Шпионские игры царя Бориса

Лишь тогда, когда усталые русские возчики увидели очертания блокгауза, некогда преграждавшего путь к Риге, Тимофей поверил, что прибудет вовремя. Улыбнулся, представив себе трактирщицу Марию, вкусный ужин. Недавно нанятый купцом кучер Ивашка недовольно шепнул охраннику Михаилу: «Ишь лыбится. А нам до Риги еще, небось, ехать и ехать. И все торопит. У нас уже сил никаких нет, а он радуется».

Услышать его слова, сказанные шепотом, Тимофей никак не мог. Но, словно догадался, о чем речь. Крикнул:

— Наддай! К вечеру будем в Риге. Надо успеть до темноты, тогда заночуем в тепле. А коли окажется, что приедем до того, как последний корабль покинул город, надбавлю каждому к обещанной плате по два алтына.

Сумма была названа не такая уж маленькая: ремесленнику в Пскове, чтобы заработать два алтына, надо было несколько дней работать не покладая рук. Пожалуй, именно последние слова купца, а не напоминание, что лучше заночевать в трактире в тепле, побудило возчиков сильнее щелкать кнутами.

Когда начало темнеть, Тимофей Выходец был уже на постоялом дворе. Фрау Мария встретила любимого, словно расстались они несколько часов назад. На людях ни знаком, ни мимикой не показала, что переполнена счастьем. Спокойно, словно приехали только чужие люди, трактирщица селила возчиков по номерам, велела подавать для гостей еду, не доверяя кулинарным способностям рыжебородого Ганса, сама отправилась готовить жаркое из поросенка.

Тимофею хотелось как можно скорее остаться наедине с отчужденно державшейся на людях Машей, но он вынужден был не торопясь пить пиво вместе с возчиками. Мария невозмутимо подливала пенный напиток из небольшого бочонка в здоровенные деревянные кружки. Время текло незаметно. Одна кружка, вторая, третья… Когда купец встал из-за стола, то понял, что слегка пьян.

Поднялся в комнату трактирщицы с надеждой приятно провести время. Но Мария, как оказалось, не склонна была сразу же приступить к любовным утехам. Она знаком показала Тимофею, чтобы тот сел в мягкое кресло, и приступила к обстоятельному докладу. Говорила по-русски, даже если бы кто-то из ее слуг и услышал бы, то не понял, о чем речь.

— В городе только и судачат о том, что месяц назад наместник польского короля Юрген Фаренсбах с отрядом солдат подходил к Таллинну. Но таллиннцы заперли городские ворота, вооружились, а сил, чтобы штурмовать город, у Фаренсбаха было недостаточно. В Нарве горожане также стали хранить ключи от города у себя, а у ворот выставили часовых. Маленький гарнизон короля сделать ничего не может. Говорят, что польский король собирается созвать Сейм и потребовать предоставить ему армию для войны в Ливонии. Но на воеводских сеймиках шляхта говорит: согласны повысить налоги и выделить средства для войны только в том случае, если Эстляндия будет присоединена к Речи Посполитой.

Тимофей слушал, а про себя любовался и восхищался Марией: не только красива, но и умна. Простая трактирщица, а как разбирается в политике, сразу схватывает главное. И не беда, что в Москве все, что она сейчас сообщает, уже известно. Все равно такое старание надо ценить. Купец поинтересовался:

— Маша, а откуда ты все это знаешь?

— Милый, у меня же не только постоялый двор, но и корчма. А пьяные рижане много о чем болтают. Сама удивляюсь, как много можно узнать, если внимательно прислушиваться к разговорам выпивших.

Тимофея же интересовали события, происходившие непосредственно в Риге. Он решил уточнить:

— Недавно из Риги вернулся Андреас Керклин, что живет в московской слободе в столице Руси. Он слышал, будто в городе были беспорядки, стражники магистрата побили католиков, а кого-то из сторонников Папы Римского даже выгнали из города.

Мария неожиданно сказала:

— Месяц назад в городе был раскрыт заговор.

— Как так?!

Немного нетрезвый Выходец не мог ничего понять. Неужели его рижских друзей разоблачили? Но почему тогда Маша так спокойна и не сразу об этом сказала?

Видя, что мужчина напрягся, трактирщица ласково, как ребенка, успокаивающе погладила его по голове, после чего пояснила:

— Иезуиты и их сторонники пытались провести в город оружие. Городская стража обнаружила его в телегах с сеном. Уж больно странно это сено позвякивало! Слуг Божьих схватили, отвезли в башню Мук и посадили под замок. Тут же кликнули городского палача Мартина Гуклевена. О, этот человек умеет пытать! Напрасно псы Господни надеялись, быстро лишившись сознания от адской боли, долго не мучиться! Они испытывали страшные страдания, но при этом разум их оставался ясен. В тот же день два иезуита во всем сознались. Причем не только в том, что в город пытались провести оружие. Они рассказали, что из принадлежавшего им в Риге монастыря рыли подземный ход за городские укрепления. По этому ходу в город должны были вползти ратники польского наместника Ливонии Юргена Фаренсбаха. Очевидно, наместник хотел окончательно захватить город по приказу своего господина — короля Сигизмунда. С иезуитами как организацией Никлаус Экк окончательно ссориться не стал и иезуитскую коллегию в городе оставил, ведь изгнать ее — значит бросить открытый вызов королю Сигизмунду, вызвать его гнев. А вот тех горожан-католиков, которым везли оружие, арестовали и изгнали из города, конфисковав их имущество. Пусть король гневается, он сам виноват: нам не нужны польские войска в городе.

Сейчас Мария говорила не как сторонница русского царя, а как потомственная рижанка. Но Тимофей готов был без колебаний согласиться со своей проницательной подругой: появление в Риге польских войск никак не входило в планы Москвы.

— Но почему Сигизмунд стал враждовать с рижанами? Ведь у него и так множество врагов?

— Именно потому он и хочет крепче удерживать Ригу. Скоро может начаться война в Эстляндии. Наверняка Юрген Фаренсбах хотел использовать Ригу как свою базу для наступления на Дерпт, Пернов, Таллинн…

Тимофей Выходец слушал и лишь поражался тому, сколь разумно и дальновидно влюбленная в него рижанка рассказывала о планах короля и его наместника. Незаурядный ум Марии очаровал его, и Тимофею показалось, что он любит эту русскую немку сильнее, чем прежде.

— Да откуда ты и это знаешь, краса ненаглядная?

— Слышала, не только от пьяных в своем трактире, слышала, что в городе говорят. А когда этого показалось мало, я зашла к Генриху Флягелю узнать, о чем думают рижские патриции.

— Да это же опасно!

Тимофей снова встревожился за эту женщину, которая рисковала ради него. Захотелось ласково обнять ее и попросить больше так никогда не делать, но Тимофей, хоть и был нетрезв, сообразил: Маша обидится, но сделает все равно по своему.

— Отчего же? Никто не обратил внимания, что я заходила к достопочтенному купцу, а Флягель был только рад меня видеть. Всё спрашивал, нет ли вестей.