Татьяна Недозор - Северная звезда

С нехитрой бухгалтерией и закупками спиртного и дров для бизнеса подруги Маша разобралась довольно быстро.

Принцип деятельности местных варьете прост. «Меня не интересует, чем занимаются девочки в свободное время, – говорила Китти. – Не хватало только думать еще и об этом. У меня не бордель, и это всем известно». Мужчины, скучающие без женского общества, готовы платить немалые деньги, чтобы просто танцевать с девушками. В «Принцессе» один танец стоил один доллар, из которого семьдесят пять центов шли на счет заведения, двадцать пять – девочкам. О чем договаривается посетитель с девушкой за эти несколько минут – дело приватное. Главное, чтобы не давал воли рукам в заведении. За этим следил работавший у Китти вышибалой Шон Маккуил, в прошлом потомственный забойщик скота на знаменитой Чикагской бойне.

Маша несколько раз наблюдала это зрелище через приоткрытую дверь, потому что в зале можно было задохнуться от сигарного дыма, запаха виски и разгоряченных тел.

Каждые три-четыре минуты музыканты делали паузу и пары подходили к стойке, где мужчина мог выпить стакан виски за щепотку золотого песка или шампанского по полсотни долларов за бутылку. Потом девушка получала жетончик из мамонтовой кости, каждый из которых оценивался в двадцать пять центов и мог быть потом обменен у хозяйки на деньги.

Однажды Китти лукаво предложила подруге:

– Я придумала! Хочешь попробовать поработать в зале? Ты ведь умеешь вальсировать? Если бы у тебя хватило сил танцевать до рассвета, ты могла бы собрать не менее сотни таких жетонов.

Одинцова рассвирепела:

– Китти! Ты ведь не думаешь, что я соглашусь…

– Конечно, нет. Не глупи, Мэри. – Китти рассмеялась. – Я знаю, что это невозможно.

Смуглянка была не права. Это было невозможно раньше . Но не теперь…

Она перевернула страницу бухгалтерской книги и тяжело вздохнула, услышав скрип снега и топанье перед дверью. Китти обещала прислать ей пирожное и немного печенья, чтобы было не так тоскливо одной. Наверное, это пришел Шон и принес ей сладости. Раздался деликатный стук в дверь. Вряд ли это Шон, у того дверь дрожит. Мария отложила перо и пошла открывать.

– Одну минуту. Входи, Китти.

Распахнула дверь.

Перед ней стоял… Николай. Его улыбающееся загорелое лицо было чисто выбрито, голубые глаза сияли неподдельной радостью.

– Ник!

От неожиданности Маша отступила назад и почувствовала странную слабость в ногах.

– Машенька!

Она ничего не слышала и не понимала, кроме того, что он был здесь, с ней рядом. Такой большой, сильный, жизнерадостный. Не помня себя, она бросилась ему на грудь и зарылась лицом в его куртку.

– Давай войдем внутрь, а то ты, чего доброго, промокнешь.

Они вошли в дом и закрыли за собой дверь. Устюжанин разделся, и Мария снова приникла к его груди, почувствовала биение горячего сердца и расплакалась, уткнувшись в колючую шерсть его свитера.

– Николай… Какое счастье, что ты пришел… Дмитрий оставил меня.

Блондин ничего не отвечал ей, только ласково гладил по голове, утешая, как маленького ребенка. Потом ладонью вытер слезы с ее щек.

– Я дурак, Маша. Мне давно следовало навестить тебя. Ну, посмотри на меня. Я хочу увидеть твою улыбку. Что с тобой случилось? Слышал здесь, в Доусоне, что твой Дмитрий отправился в Сэркл. У меня не было сомнений в том, что ты поехала вместе с ним. С тех пор как мы расстались, я был на Сороковой Миле, потом в Игле и только сегодня вернулся. Я думаю…

Она так и не узнала, что думал Николай, потому что его фраза осталась незаконченной.

…Мужчина целовал ее нежно и страстно. Мария чувствовала, что еще миг – и она потеряет сознание от сладостного натиска его губ, от его ласковых прикосновений. За время близости с Дмитрием она не испытала и малой толики такого всепоглощающего счастья.

Не помнила, как Николай поднял ее на руки и отнес на кровать. Единственное, что она понимала, так это то, что он рядом, он с ней и она принадлежит ему.

Полностью отдавшись в его власть, доверялась ему бесконечно и радостно, как раскрываются благоухающие розовые лепестки навстречу восходящему солнцу.

И вот настал тот миг, когда накал желания стал нестерпимым и они оба воспарили в горние выси…

… – Вот так все и случилось… – Мария печально улыбнулась и продолжила: – Бедный Фред, он ведь был крепко влюблен в меня. А теперь ищет золото на Сороковой Миле или где-нибудь еще. Я надеюсь, что у него все будет хорошо.

Николай коснулся губами ее обнаженной груди.

– Значит, у тебя не было недостатка в приключениях.

Высвободившись из его объятий, села на кровати. Чувствовала на себе его взгляд, ласкающий каждый изгиб ее нежного стана. Стыдливо поежилась и стала надевать шелковую нижнюю рубашку, второпях не справляясь с лентами. Она ощущала, что ее лицо заливается краской.

– Машенька, я хочу, чтобы ты перебралась ко мне.

От неожиданности девушка чуть не выронила блузку, которую собралась уже надеть.

– Маша, я люблю тебя. Для тебя ведь это не секрет. Я хочу, чтобы мы жили вместе, чтобы ты была моей, и к черту все приличия! Когда придет весна, мы попробуем добиться развода – тут есть православные миссии. Если не получится, что ж, будем жить в грехе, как говорят батюшки.

– Ник, ну что ты говоришь?!

За стеной прозвучали последние аккорды мелодии, и наступила тишина. Девушки, наверное, сейчас ведут своих кавалеров к стойке и заставляют заказать выпивку.

Блондин протянул к ней руки и сжал ее тонкие загрубевшие пальцы в своих больших ладонях.

– Уверен, что ты согласишься. Я перевезу твои вещи завтра же. Мой домик совсем небольшой, но чистенький. Мы вдвоем сделаем его еще уютнее. Я хочу, чтобы ты стала моей, хочу владеть тобой безраздельно, Маша.

– Но я обещала Китти, что буду ей помогать…

– Я не возражаю. Только будь со мной. Я так соскучился… Ты знаешь, я… я хочу, чтобы ты родила мне ребенка, чтобы это был наш с тобой сын или дочка.

– Не надо!

Осекшись, она расплакалась, в то время как Устюжанин осторожно снимал с нее рубашку. Они снова были вместе. Вознеслись в заоблачную высь, которой не достигали даже безмолвные всполохи полярного сияния. Наслаждались своим единением, и остальной мир перестал существовать для них…

Это случилось через два дня после её переезда к Николаю.

Она как раз готовила кофе в старинном медном кофейнике, а Устюжанин с улыбкой сидел за столом и ждал угощения. В печке доспевал яблочный пирог.

И в это самое время в дверь постучали.

– Кто там? – осведомился хозяин.

– Прощенья просим, – послышался из-за двери хриплый надтреснутый голос. – А миссис Мэри Отинтсе… тьфу, прости Господи, Одинтсофф тута проживает?