Владимир Бутенко - Державы верные сыны

«Турецкие войска под предводительством самого хана прибыли на реку Малку. К нему присоединились абазинцы, бесленейцы, темиргойцы, весь кубанский народ; и алтыкизеки, едичкулы, джембойлуки и едисаны рассеялись по степи и небольшими партиями подъезжали к самым стенам Моздока, не причиняя, однако, никакого вреда, по взятым предосторожностям.

Кабардинские владельцы Джанхот Татарханов и Девлет-Гирей Касаев, оказываясь верными России, просили неотступно майора Криднера выступить против неприятеля для защищения верных кабардинцев от крымского войска. Почему генерал-поручик де Медем, составив отряд из 1356 человек, послал Криднера к редуту Бештамаку. По прибытии туда нашел он с 80 кабардинцами Девлет-Гирея Касаева, который прибыл нарочно, чтоб уведомить, что все пять владельцев Большой и Малой Кабарды и черный народ преклонились к турецкой стороне и дали присягу. Криднер возвратился в Моздок».

Весь Моздок был всполошен непредвиденно быстрым возвращением отряда Криднера. О вероломстве кабардинских владетелей вскоре узнал гарнизон. А появление среди русских офицеров статного и красивого Гирея Касаева вызвало к нему не только добрый интерес, но и особенное уважение среди жителей крепости.

Несмотря на предложения секунд-майора Криднера поселиться в офицерском доме, Касаев, являя солидарность, пожелал разместиться в казарме вместе со своими воинами.

Ремезов, прикрепленный к комендантской роте, познакомился с легендарным кабардинцем у себя на квартире вечером. На Касаеве ладно сидела темная черкеска тонкого сукна, газыри по обе стороны груди были крупны и с серебряными головками. На поясе висела шашка с рукоятью, покрытой орнаментом, и украшенная чернью и костяными пластинками. Не менее богатыми выглядели ножны, обтянутые красным сафьяном, с серебряными обоймицами. С другой стороны к поясу был на шнурке подвешен пистолет и пороховая натруска в виде рожка.

Представленный Криднером, казачий сотник кивнул и крепко пожал протянутую кабардинцем руку. Гирей, держась свободно и с достоинством, сел в кожаное креслице, поправив папаху. А кинжал в ножнах, подвешенный к наборному ремешку, привычно лег на колено, под правую руку. В облике горца было что-то располагающее и невольно внушающее уважение.

– Что угодно? – дружески спросил Криднер, подозвав взмахом руки своего адъютанта. – Чаю или вина? Может, послать за бузой?

– Благодарствую. Я сыт, – вежливо возразил гость. – По вашей милости я уже поел с воинами.

– Знаешь что, Гирей-эфенди, я напою тебя редким здесь, на Кавказе, напитком. Возможно, тебе понравится, – захлопотал майор. – Ну-ка, завари нам кофию, Шлыков!

Адъютант отправился к повару, а Криднер закурил трубочку.

– Не полагал, что владетели переметнутся к туркам, – проговорил хозяин, качая головой. – Давеча они были пожалованы грамотами императрицы. Отменены для них пошлины на торговлю, выданы немалые суммы денег… Пристав Таганов, как будто со многими был дружен… И вот вам фортель! Привел хан свое войско, и о клятвах позабыли…

– Нет хана с османами. Девлет-Гирей сейчас в отъезде, – перебил гость, нетерпеливо взглянув на говорящего. – Калга Шабаз-Гирей командует. Велика сила! Десять тысяч воинов. А нас, малокабардинцев, горстка. Да и корпус ваш не сравнить с татарским войском. Но меня не испугают!

Презрительная улыбка мелькнула на поросшем темной щетиной лице владетеля.

– Мы долго терпели притеснения Большой Кабарды! Они захватывали наши земли, угоняли скот и рабов. Когда же русский пристав Таганов собрал нас, чтобы установить мир, многие уверяли о расположении к России. А сами вели секретные встречи с татарами! Царица Екатерина разрешила Коргоке Татарханову писаться князем, дала ему чин капитана, а он сейчас командующий кабардинским войском и пришел убивать вас, чтобы сжечь Моздок! Это не по мне… Я не хочу, чтобы душа моя неверной была! Мужчина должен оставаться джигитом. Делать только то, что сказал. Шакалов надо убивать!

– У тебя – боевое настроение, – одобрительно кивнул Криднер. – Я слышал, ты умеешь хорошо петь?

Гирей с недоумением глянул на хозяина.

– Не пристало мне, из рода Касаевых, петь или плясать, как уличные кривляки. Я видел таких в городах… Но кабардинец лишь тогда поет, когда сам хочет. Будто птица! Этому меня еще в детстве научил аталык Исса, уздень моего отца.

– Аталык? – заинтересовался Криднер. – Это вроде дядьки?

– Так, так… У нас, когда сын родится, его забирают у матери и отдают на воспитание достойному человеку, будь он даже слуга! Аталык находит младенцу ту, которая кормит его грудным молоком… Кормилицу! – воскликнул владетель, найдя нужное слово. – Мальчик не должен знать женской заботы и баловства. Он приучается к голоду, закаляется в горных реках, поднимается, как архар, на крутые скалы и может перейти пропасть по жерди. Так воспитывал меня Исса, отцовский родственник. Он брал меня с собой на охоту по диким ущельям, привязывая к седлу, чтобы я по малолетству не свалился с коня. Помню, как впервые стрелой подбил голубя! Затем он научил меня заряжать ружье, стрелять, владеть саблей.

Отроком аталык повез меня как-то ночью в дальнюю долину. Мы выследили стадо коров и, связав пастуха, угнали в родовое селение. Но в следующий раз добыча ускользнула, – охранники табуна обнаружили наше присутствие, и открыли огонь из пищалей, бросились в погоню. Аталык научил меня, что главное для мужчины – это смелость… Я привел свой отряд, чтобы сражаться с врагами, как завещал Исса, без страха и жалости.

– Сражаться можно, когда неприятель перед взором. А ежели исподтишка? – вспомнив о чем-то, помрачнел майор. – От Таганова был донос, что бывший гребенский атаман Иванов якобы переписку держал с сераскиром кубанским Казы-Гиреем и некрасовскими казаками о преклонении гребенцов Порте. Отряд гребенских казаков служит при почтовой гоньбе исправно. И новость сия у меня вызвала противоречие. С милостью Божьей удалось следствием установить, что на гребенцов возведена клевета.

– Я сегодня видался со своими земляками, – вступил в разговор Ремезов, воодушевленный присутствием кабардинского героя. – Они переселены с семьями, и определены канонирами. Дух у донцов крепок. Не в первый раз, чай, в турок палить!

Кофий, поданный унтер-офицером, вовсе не понравился Касаеву. Только из вежливости он пригубил чашку и, морщась, отставил подальше. И Леонтий не допил до чрезвычайности горький напиток, от которого вмиг разогналось, застучало сердце. Криднер, напротив, охотно одолел две чашки и, выколотив из трубки пепел на стол, предложил:

– А не разбить ли нам колоду?

– Я не играю в карты, – отказался гость и встал. – Благодарю. Трое моих воинов вызвались в разведку. Они никого не боятся. И, вероятно, уже возвратились.