Сергей Бортников - Добро пожаловать в Некрополь

— Капитан госбезопасности Ковальчук, прошу любить и жаловать!

Филипп Андреевич услужливо приоткрыл дверцу машины и козырнул:

— Заместитель начальника отряда по разведке капитан Ковалёв.

Тот — капитан, и этот — капитан. Один служит в НКВД и второй — тоже, а положеньице разное. Госбезопасность — серьёзная структура, тягаться с ней тяжело даже могущественным и влиятельным погранвойскам.

— Капитан Ковальчук. Можно просто — Иван Иванович, — скромно, без лишней помпы представился приезжий. — А где Георгий Георгиевич?

— У себя в кабинете!

— Накрывает стол?

— Так точно.

— Не откажусь с дороги, не откажусь…

— Проходите… Сюда, пожалуйста… Встречайте дорогого гостя, товарищ подполковник.

— Иван Иваныч! — как лебедь раскинул в стороны длинные руки-крылья гостеприимный хозяин. — Сколько лет, сколько зим?

— Всего-навсего два года. Если мне не изменяет память, последний раз мы встречались летом тридцать девятого. На Всесоюзном совещании.

— Так точно, Ваня, так точно. Надеюсь, мы по-прежнему на «ты»?

— Конечно, дорогой Георгий Георгиевич. Как жизнь?

— Нормально.

— А служба?

— Тоже ничего… Здешний люд нам шибко помогает. Увидят чужого или заметят что-то подозрительное, сразу сигнализируют куда надо.

— Мне нравы наших людей знакомы не понаслышке. Я местный, Жора.

— Да? Извини, не знал…

— Моя родная деревня всего в пятидесяти километрах от этих мест. Кашовка [7] Кашовка — деревня раньше в Голобском, теперь в Ковельском районе Волынской области Украины; Софьяновка — село в соседнем Маневичском (Маневицком) районе той же области. , может, слыхал?

— Никак нет.

— Я слышал, — вмешался в разговор старых знакомых Филипп Андреевич. — Когда мы ездили на полигон в Повурск, то по дороге останавливались в Софьяновке и собирали грибы. А Кашовка — рядом.

— Так точно. В речке нашей купались?

— Стоходе?

— Ага.

— Нет. Не пробовал. Сентябрь уже был. Не жарко.

— Что-то стало холодать, не пора ли нам поддать? — вспомнил о своей миссии Сурженко. — Ты что будешь, Ваня?

— С удовольствием выпью грамм двести нашей полесской горилки. Если есть, конечно.

— Есть, Иван Иванович. Для тебя всё есть!

Подполковник достал из шкафа выпуклую стеклянную ёмкость времён Российской империи, до краёв наполненную мутной жидкостью, и поставил её рядом с закупоренными бутылками «казёнки». На разлив, как и полагается, определили младшего по званию.

— Ну, за что пить будем? — справившись с задачей, поинтересовался Ковалёв.

— Сначала за встречу. Потом за победу…

— Какую победу? Война ещё не началась, — вставил свои «пять копеек» Филипп Андреевич.

— Затем — за прекрасных дам, — проигнорировал его реплику Ковальчук. — Та будет последней — больше трёх не пью. А относительно войны вот что я скажу, братцы. Её не избежать. Хотим мы этого или нет. А будет война — будет и победа. Наша победа!

— После сытного обеда по закону Архимеда полагается поспать… — зевнул Сурженко.

— У нас был не обед — ужин. Поэтому спать сегодня вряд ли доведётся, — развил и углубил его мысль Ковальчук.

— Это точно! — уж больно кисло улыбнулся Ковалёв. — А может, всё-таки кемарнём немного? Сейчас — двадцать тридцать, эфир — в три часа ночи… Как по мне, вполне достаточно для того, чтобы отдохнуть после тяжёлого трудового дня.

— Нет. Я так не могу, — авторитетно возразил Иван Иванович. — Или восемь часов, или ничего.

— Восемь часов сна для пограничника роскошь, — стал на сторону своего зама по разведке Георгий Георгиевич. — Немного подремать — лучше думать будем.

— Я буду бодрствовать, а вы — как хотите. Только, перед тем как лечь спать, потрудитесь распорядиться, чтобы ровно в полночь сюда привели обоих диверсантов.

— Есть!

— На каком языке вам удобнее разговаривать: на русском или немецком?

— А вам? — подозрительно покосился на чекиста Фишер.

— Естественно, на родном.

Пленные переглянулись.

— Нам тоже, — выразил общее мнение Вилли Штофф, рана которого быстро заживала. Теперь он мог уже и сидеть, а не только лежать.

— Яволь… Шпрехе Дойч… Я — капитан госбезопасности Ковальчук. Как и вы, кадровый разведчик, диверсант. Поэтому буду предельно откровенен.

— Это хорошо, — скривил рот в улыбке радист.

— Как вы думаете, не обломает ваш долбаный фюрер о матушку-Россию свои кривые зубы?

— Нет. Не обломает. Держу пари, к концу осени он будет принимать парад доблестных германских войск на Красной площади, — зло блеснул синими глазами Курт. — Поэтому вам лучше отпустить нас. Как говорят русские, зачтётся!

— Поживём — увидим. Пока сверху, на коне, я… А вы где-то там, внизу, под копытами… И за ваши жизни никто не даст ломаного гроша. Даже всемогущий Адольф Гитлер.

— Посмотрим…

— Если будете живы! А это теперь зависит исключительно от меня.

— Что вы предлагаете? — еле выдавил Вилли, который показался Ивану Ивановичу менее злобным и более сговорчивым.

— Предлагаю сделку. Вы сообщаете в Центр, что всё в порядке, и спокойно дожидаетесь, когда наши танки войдут в Берлин. Поверьте, много времени для этого не понадобится… Мы сбрасываем вашего фюрера и устанавливаем в Германии рабоче-крестьянскую власть, а вас, соответственно, устраиваем на государственную службу. Как вам такая перспектива?

— Вроде бы неплохо…

— А если всё пойдёт иначе? — засомневался Фишер. — Так, как запланировал наш, а не ваш вождь?

— Тогда вас расстреляют. Свои же.

— Вот видите!

— Но… Но сегодня хозяин положения я. И, поверьте, без малейших угрызений совести пущу по пуле в обе ваши безмозглые головы, как только вы откажетесь от сотрудничества с нами. Так что выбора у вас по большому счёту нет. Ровно в три часа ночи Вилли выйдет на связь. И если что-то пойдёт не так, вы оба — покойники. Ясно?!

— Так точно! — в один голос по-русски заверили испуганные диверсанты.

Вилли лихо отбарабанил пароль. В ответ донёсся слабый и поначалу не очень чёткий сигнал. Но вскоре неизвестный германский «пианист» смог перенастроить передатчик, и слышимость сразу значительно улучшилась.

Отмечая это, Терёхин, контролировавший радиообмен в эфире по своей радиостанции, поднял вверх большой палец правой руки.

Находящийся на родине немец, ничего не подозревающий о том, что его слушают нежелательные лица, основательно разошёлся и с сумасшедшей скоростью отбивал одну группу знаков за другой.

Николай еле успевал записывать.

Когда он закончил, Штофф отправил какой-то загадочный знак и только после этого отдал команду «конец связи».