Гарри Тертлдав - Оружие юга

— Вот, теперь правильно.

Молли и Коделл покачивали головами, не веря в случившееся, когда они покидали банк.

— Золото, — прошептала Молли. — Кажется, я крупно выиграла.

— Я тоже, — сказал Коделл. Люди из Ривингтона обменивали золото за доллары Конфедерации один к одному, и это казалось невероятным. Сорок долларов в золоте хватит ему надолго.

— Давай потратим немного на твой любимый напиток в баре „Нехилтона“.

— Ты так добр ко мне, — сказала Молли. Но именно тут прозвучала пара свистков локомотива, сопровождаемая выбросом пара, которые хорошо было слышно по всему городу.

— О, проклятье». Она топнула ногой по грязи и отвернулась.

— Я думал, что их полчаса продлятся дольше, — с сожалением сказал Коделл. Тогда он вдруг сказал: — Знаешь что, Молли: сходи на днях в этот «Нехилтон» и выясни, что сможешь. Далее напишешь мне письмо и расскажешь мне все подробно, а я напишу ответ. Обещаю, что напишу. Таким образом, мы можем остаться друзьями, даже если мы будем далеко друг от друга.

— Написать письмо? — Молли выглядела сейчас более напуганной, чем когда она шла в бой. — Нейт, ты научил меня читать, но написать письмо…

— Ты сможешь это сделать, я знаю, что сможешь. Или давай, я напишу тебе первым, чтобы ты знала, где я нахожусь. Я не уверен, собираюсь ли я остаться в Нэшвилле или все же добраться до Касталии. Короче, жду от тебя вестей, понимаешь?

Он сделал все возможное, чтобы выглядеть строгим старшим сержантом.

— Я не знаю Нейт. Ну, может быть, если ты сам напишешь первым, я могу попытаться ответить тебе. Если ты напишешь…

Если не забудешь меня в ту же минуту, как только поезд тронется отсюда — читал он в ее глазах. Он задавался вопросом, сколько же лжи она слышала на протяжении многих лет, и, возможно, от многих мужчин.

— Я напишу, — пообещал он. Паровозный гудок подал второе предупреждение. Коделл нахмурился. — Мне пора.

Он крепко обнял Молли. Как бы ни казалось это неуместным для зевак — странный поступок, даже если бы она была только его товарищем. Он ощутил ее лодыжки и ее маленькие упругие груди, прижавшиеся к нему. Она вдруг еще теснее прижалась к нему.

— Удачи тебе, — сказал он.

— Тебе тоже, Нейт. — Свисток снова заныл. Молли оттолкнула его. — Беги. Ты не должен пропустить его.

Он знал, что она была права. Коделл повернулся и побежал к поезду. Он не смотрел назад, пока не запрыгнул в вагон. Молли шла, но не к «Нехилтону», а в старый «Эксельсиор». Он покачал головой и уставился на грязный пол вагона. Поезд дернулся и начал разгоняться. Очень скоро часть станции скрыла отель из виду.

— Роки-Маунт! — прокричал кондуктор, когда поезд подошел к следующей станции. — Остановка один час. Скалистые горы!

Коделл поднялся на ноги. Эллисон Хай встал тоже и протянул руку.

— Я желаю тебе всего доброго, Нейт, и это правда, — сказал он.

— Спасибо, Эллисон, то же самое и тебе.

Коделл прошел к передней части вагона, пожимая на ходу протянутые руки. Эллисон Хай сел; ему еще было ехать до Уилсона, в соседний округ. Коделл спрыгнул. Покинув поезд, он только теперь ощутил, что увольнение из армии — это уже реальность. Он осмотрелся вокруг. Сохранившаяся вывеска на станция, была похожа на такую же, как в Ривингтоне, за исключением того, что дождь поливал ее наверное уже восемьдесят или сто лет. Здание было все выветренное; два окна зияли пустыми проемами; декоративные деревянные решетчатые края крыши был сломаны в полудюжине мест.

Он посмотрел на север, на террасу на противоположной стороне реки Тар у водопада, где Скалистые горы впервые начали обживаться. Он сохранил четкое представление о том, что тут было годом ранее. Федеральные захватчики сожгли большинство хлопчатобумажных фабрик и хлопковых и табачных складов, которые стояли между железнодорожной станцией и старой частью города. Теперь вместо стен там лежало только несколько обугленных бревен. Запах жженого табака все еще висел в воздухе.

В стороне стоял приличного вида дом, который принадлежал Бенджамину Баттлу, владельцу мельницами. Так или иначе, он избежал огня. Видя все это, Коделл щелкнул языком между зубами.

— Вот же сучьи мерзавцы, — пробормотал он себе под нос. Его губы редко выпускали такие словечки, но ничего более изысканного сейчас сказать было невозможно.

Он побрел к станции. Станционный смотритель, высокий, худой, мрачный человек шестидесяти лет, смотрел на него через одно из выбитых окон. Они на несколько секунд устроили конкурс в гляделки, пока смотритель неохотно не выдавил: — Чем могу помочь, сэр?

— Когда следующий до Нэшвилла? — спросил Коделл.

Тогда смотритель улыбнулся, обнажив розовые десны и несколько редких пожелтевших зубов.

— Прошел час тому назад, — сказал он со злым удовлетворением. — Следующий, возможно, будет через два дня, а может и через три.

— Черт побери! — сказал Коделл. Улыбка начальника станции стала шире. Коделлу захотелось выбить ему оставшиеся зубы. Он провел огромное количество походов, не на один десяток миль в армии, и здесь пешком вряд ли пришлось бы хуже, но мысль о возвращении к мирной жизни вдруг стала казаться менее, чем аппетитной. Он отвернулся от окна. Смотритель усмехнулся, потом начал кашлять. Коделл в душе понадеялся, что тот подавится.

Другой поезд, еще один, подошел с юга, засвистев, приближаясь к Роки-Маунт. Коделл подошел к восточной стороне станции, чтобы посмотреть, кто прибывает. Несколько маленьких мальчиков и стариков присоединились к нему. Зеваки, подумал он. На данный момент, он и сам по себе тоже был молодым бездельником. Он уставился на изможденные лица, прижавшиеся к окнам, на жалкие лохмотья, которые покрывали эти натуральные на вид скелеты. Кто были эти несчастные, и как могли его соседи зрители иметь такой спокойный вид? Тогда один старик заметил: — Это янки-заключенные едут домой.

И Коделл вдруг точно обнаружил, что у большинства из пассажиров поезда их рванье было, вернее, когда-то было, синего цвета. Он покачал головой в немом ужасе сочувствия. Солдаты армии Северной Вирджинии знали, что такое голод. Память о том голоде останется с ним на всю жизнь. Но эти люди перенесли нечто худшее. Теперь он понимал разницу. Ему стало стыдно, что его страна может допускать такое. А впрочем чему было удивляться — вся Конфедерация жила впроголодь.

Сначала только двое мужчин вышли из поезда, чтобы размять ноги. Пожалуй, только у них были еще силы, чтобы сделать это. Один из них заметил Коделла. Янки был в лучшем состоянии, чем большинство его товарищей. Даже его форма была лишь слегка более оборванной, чем у старшего сержанта.

— Привет, Джонни Рэб, — сказал он, кивнув с улыбкой, — Ну, и как мы на вид?