Виталий Гладкий - Ушкуйники

Анкад быстро спустился к подножию вала, где уже толпились прибывшие в полном вооружении воины, и приказал одному из них:

– Комат! Возьми трех человек и разведай, кто к нам идет. Чужаки направляются к нашей старой тропе. Затаись у развилки, там отличное место для засады. Если это враги и их много, пусти огненную стрелу. Если два-три человека не нашего роду-племени – убей: они могут быть лазутчиками тевтонцев. Но одного оставь в живых и приведи ко мне.

Комат молча кивнул, навскидку отобрал тройку самых молодых и быстроногих воинов, и вскоре все четверо исчезли в окружавшем городище лесном массиве. К тому времени волнение мужчин распространилось уже и на женщин, поэтому Шутр, главный вождь племени сембов, приказал им забрать игравших на склоне холма детей и укрыться вместе с ними за валами, а всем остальным – готовиться к возможной осаде.

Население городища изрядно обеспокоилось. Сембы знали конечно же, что тевтонцам известно о сохранившихся в лесах Самбии поселениях язычников, но соваться в дебри, где каждый куст мог «выстрелить», те доселе не дерзали. К тому же рыцарям с их грузными жеребцами развернуться в лесной чаще было бы трудно, а пешие кнехты вряд ли могли состязаться с прусскими дружинниками в мобильности и знании местности, изобилующей коварными ловушками. И тем не менее пруссы чувствовали, что рано или поздно наступит время, когда завоеватели явятся-таки в их вотчину. Чтобы обложить данью и свергнуть богов, которым они поклонялись испокон веков…

Затаившийся в засаде Комат озадачился: в сторону городища направлялся всего лишь один человек, да и то страшный по виду оборванец с тощей сумой через плечо. На заросшей волосами физиономии отчетливо просматривались только глаза, но по тому, сколь легко и бесшумно чужак передвигался, Комат определил, что тот хорошо знаком со здешним лесом и обладает вдобавок недюжинной силой и сноровкой. Жестами приказав воинам-помощникам взять незнакомца на прицел, он бестрепетно вышел из укрытия и шагнул навстречу бродяге.

Когда-то эта тропа служила дорогой, соединявшей две оконечности Самбийского полуострова. Кое-где, преимущественно в топких местах, ее даже вымостили дубовыми бревнами, но с течением времени она поросла деревьями и травой и сузилась до размеров малоприметной тропинки, так что теперь о ее существовании знали лишь сембские жрецы да военачальники. Пользовались этой тропою крайне редко, в основном для набегов на временные стоянки тевтонцев. Если же приходилось прибегать к ней для сокращения пути в то или иное нужное место, то обратно возвращались исключительно лесами и нехожеными тропами: дабы не навести тевтонцев ненароком на самый удобный маршрут к городищу.

– Остановись! – повелительно приказал Комат лесному человеку, вскидывая лук. – Кто ты и что тебе здесь нужно?

– Ты уже родственников не узнаешь, Комат? – насмешливо отозвался бродяга.

Воин невольно отшатнулся. Этот голос он мог бы отличить от тысячи других даже в шуме битвы: именно он напевал когда-то ему, несмышленому мальцу, старинные баллады сембов и знакомил с подвигами древних героев.

– Скомонд?! – Язык отказывался повиноваться Комату. – Но ты… ты ведь погиб!

– Тогда можешь считать, что бог Патолло явил мне большую милость, выпустив из своего подземного царства. Да не дрожи ты как осиновый лист! Живой я, живой! Дай руку, и сам убедишься, что я не хладный труп.

– Скомонд… дядя… – Комат шагнул вперед и пал перед лесным бродягой на колени. – Прости, что не узнал тебя сразу!

– Встань, Комат, и давай обнимемся. Давно я не был дома… ох, давно…

Услышав знакомое имя, на тропу высыпали и другие воины. Скомонд, коего давно считали погибшим, для всех слыл героем и примером для подражания.

Анкад, не сводивший глаз с лесных зарослей, облегченно вздохнул, увидев возвращающихся разведчиков, ведших с собой какого-то бродягу. Поэтому стоило лишь тем ступить на территорию городища, как все старейшины во главе с Анкадом, Шутром и криве-кривайто, главным жрецом по имени Небри поторопились навстречу. Когда вайделот Скомонд увидел Небри, его радость от возвращения в родные края вмиг улетучилась. Они были давними соперниками, почти врагами. Скомонд небезосновательно считал, что место криве-кривайто должно было принадлежать ему, просто Небри, оказался хитрее: правдами и неправдами он заранее заручился поддержкой большинства сембских жрецов и обошел поэтому Скомонда во время тайного голосования в Священной роще.

Что касается самого Небри, то тот и вовсе едва не задохнулся от переполнившей душу тревоги. Слава Скомонда, пожертвовавшего собой ради спасения отряда молодых воинов, подняла его на недосягаемую по сравнению с прочими смертными высоту, и вот он вернулся. Теперь единоличному влиянию криве-кривайто на души земляков придет конец. «О, боги! За что?!» – возопил мысленно Небри.

– Я приветствую вас, братья… – торжественно произнес меж тем вайделот и низко поклонился.

Его тотчас окружила толпа встречающих: каждому хотелось прикоснуться к жрецу-герою и сказать ему несколько теплых слов. Наконец Шутр повелительно поднял над головой символ власти – украшенный полированным янтарем серебряный топорик в виде креста, издревле почитавшегося знаком бога Перкуно. Толпа расступилась, и Скомонд в сопровождении старейшин и жрецов проследовал в дальний конец городища, в стоявшую прямо напротив ворот большую избу, где происходили обычно собрания воинов-сембов.

Просторное помещение служило одновременно и примитивным храмом, и общинной избой. В «красном» углу стоял истукан главного бога-вседержителя Окопирмиса. Перед ним на большом деревянном блюде лежали дары: хлебные колоски, гроздья калины, медовые соты, орехи и керамические фигурки разных животных и птиц. Стены общинной избы-храма были увешаны всевозможным трофейным оружием, отнятым большей частью у поверженных крестоносцев. Посреди помещения размещался круглый очаг, обложенный диким камнем, а над ним в изрядно закопченном потолке зияла дыра для выхода дыма. Зимой, дабы изба не выстудилась, дыру закрывали специальной задвижкой.

Все быстро расселись по стоявшим вдоль стен широким массивным скамьям и с интересом воззрились на Скомонда, ожидая рассказа о его похождениях. Но вместо пространных речей тот молча вынул из торбы шкатулку, открыл ее и извлек на свет Божий друзу. Реликвия засияла в его руках подобно солнцу, заставив собравшихся прикрыть глаза руками. Скомонд знал, чем поразить жрецов и старейшин, поэтому перед тем как ступить на старую дорогу, подержал друзу некоторое время на солнце, дабы та напиталась божественной силой.

– Большой Знич! – выдохнули все как один присутствующие, когда, чуть привыкнув к слепящему свету, открыли глаза. – Боги смилостивились над нами!