Виталий Гладкий - Ушкуйники

Мрачные мысли Скомонда были прерваны раздавшимися со всех сторон ликующими криками: на поляну вывели коней плененных немцев. Судя по всему, конюхи чем-то опоили курсеров, ибо те были абсолютно равнодушны ко всему происходящему и видом своим напоминали уже не боевых коней, а понурых крестьянских кляч, пусть даже и хорошо кормленных. К жеребцам были привязаны их хозяева – с оружием и в полном воинском облачении. Старейшины и жрецы решили на общем совете преподнести Окопирмису жертву более знатную, нежели белая кобылица, – своих заклятых врагов.

Как рыцари ни пытались храбриться, однако ледяной ужас прочно успел поселиться в их душах. Даже буйный Адольф фон Берг притих и посматривал теперь по сторонам взглядом затравленного зверя. Ему-то первому и выпала сомнительная «честь» взойти на жертвенный костер, разведенный по случаю обретения сембами Большого Знича. Курсера Адольфа фон Берга крепко привязали к двум столбам – так, чтоб не смог даже копытом двинуть, – и обложили хворостом и дровами.

Только теперь госпитальер осознал суть данной церемонии. Он попытался разорвать путы, но тщетно. Тогда принялся умолять пруссов сохранить ему жизнь, обязуясь взамен осыпать их золотом и всевозможными милостями. Увы, сембы лишь смеялись в ответ и еще выше поднимали чаши с хмельными напитками, продолжая славить Окопирмиса. Поняв бесплодность своих увещеваний, Адольф фон Берг начал грубо, перемежая речь грязной бранью, проклинать присутствующих, обещая наслать на все прусские племена мыслимые и немыслимые кары.

Главный жрец вышел из-за стола, взял подставку со Зничем и приблизился к беснующейся жертве. Прочитав короткую молитву, он снял с подставки защитный колпак, и людям снова явилось божественное сияние. Даже Адольф фон Берг, до глубины души потрясенный диковинным зрелищем, моментально умолк. Небри тем временем поднес Знич к поленьям. Неожиданно из камня вырвался голубоватый луч и… дрова вспыхнули ярким пламенем! Сембы вновь радостно завопили, но их голоса тотчас перекрыл протяжно-трубный вой рыцаря: Адольф фон Берг кричал столь громко, что его глас, наверное, был слышен на небесах. Огонь меж тем разгорался все сильнее, и вот уже к воплям рыцаря присоединилось отчаянное ржание несчастного животного, заживо горевшего вместе с хозяином…

Скомонд, воспользовавшись короткой отлучкой криве-кривайто из-за стола, быстро и незаметно поменял местами свою чашу с чашей сидевшего рядом с ним ближайшего приспешника Небри, а когда тот вернулся, он немедленно, под предлогом присоединения ко всеобщему ликованию и под пристальным взглядом главного жреца, осушил чужую чашу до дна. Собственно, одновременно с соседом и мысленно усмехнувшись при этом. Вайделот знал, что мгновенной смерти друга и приспешника криве-кривайто не последует, ибо еще предки Небри, известные на всю округу знахари, умели создавать яды как моментального, так и длительного действия. Поэтому вряд ли Небри решился бы убить своего соперника прямо на глазах у соплеменников. Тем более великого героя, коим сембы провозгласили Скомонда за возвращение им Большого Знича и священных кобылиц. Скорее всего, яд подействует ночью: помощник Небри просто-напросто умрет от удушья. А потом можно будет списать его смерть на неумеренность в потреблении на пиру хмельного. Такое часто случалось…

Ушкуйники и витязи были поражены разыгравшимся на их глазах жестоким действом. Особенно Венцеслав. Несмотря на изрядное уже опьянение, он даже сделал попытку вскочить и потребовать от старейшин и жрецов прекращения сего варварства, но Горислав, крепко придержав его за рукав, сурово внушил:

– Не лезь в чужой монастырь со своим уставом! Заткни уши, ешь и пей. Собакам собачья смерть. Не ты ли совсем недавно сам изыскивал всевозможные, вплоть до самых жесточайших, способы возмездия за содеянную двумя этими немецкими псами подлость?

– Мыслить можно многое… – Венцеслав хмуро потупился. – А все ж негоже низводить человека до уровня скотины. Тем более рыцаря…

– Наверно, ты прав, спорить не буду. Но ему уже ничем не поможешь. Не повезло просто этим рыцарям умереть в бою.

Стоян изо всех сил старался не смотреть в сторону кострища, уже ознаменовавшегося черными обугленными фигурами немца и его коня. У парня даже аппетит пропал из-за распространившегося далеко окрест запаха живой паленой плоти.

Носок же отнесся к действу не в пример спокойнее и отчасти даже философски. Наблюдая за пруссами, со знанием дела подбрасывавшими в костер дрова, он глубокомысленно заметил:

– Вишь-ко, все прям как в аду… Батюшка сказывал, там тоже грешников на кострах поджаривают. Мда-а, не повезло немчинам: из одного ада сразу в другой угодят. Э-эх, вот ведь она какая капризная, судьбинушка-то наша людская! И што только она с нами, человеками, не вытворяет! – Опрокинув в себя очередную порцию священного белого напитка, Носок поставил сосуд на стол и сокрушенно продолжил: – А ить глянь-ко, друг: и все-то тут вроде бы знатно – и наедки сытные, и стол аки княжеский… А токмо нашего хлебного вина все равно не хватат. Ентого молочного квасу ведро ить выдуть надыть, штоб в голове как следует зашумело, а ноги сами собой в пляс пустилися…

…С вершины могучего дуба Юг де Гонвиль наблюдал за жертвоприношением, проводимым пруссами. Видимость в «волшебной трубе» оставляла желать лучшего (мешали ветки), но то, что сембы отправили на костер двух немецких рыцарей, он разглядел хорошо. Обуянный дикой злобой на варваров, он даже замычал сквозь крепко стиснутые зубы, но все-таки смог подавить рвущийся наружу гневный крик бессилия, ибо неподалеку располагался дозор пруссов. Юг де Гонвиль вообще чрезвычайно рисковал, осмелившись провести рекогносцировку места предстоящей схватки самолично: недавно пруссы прошли буквально в двух шагах от него. По счастью, помогла воинская выучка, приобретенная в боях с сарацинами: тамплиер перестал дышать и на время словно бы превратился в поросший травой земляной холмик в густом кустарнике.

А потом выяснилось, что куда-то пропали литвины. Следопыты отряда тамплиеров обескураженно разводили руками: это было выше их понимания. Впрочем, матерый Юг де Гонвиль тоже не заметил, в какую именно сторону подались лже-купец и его люди. Литвины исчезли столь внезапно, будто их поглотила неожиданно разверзшаяся под ними земная твердь. Данное обстоятельство слегка успокаивало (чем меньше конкурентов, тем лучше), но одновременно и настораживало: вдруг литвины ушли за подмогой? Тогда нужно атаковать пруссов немедленно!

Увидев с высоты дуба засиявший в руках прусского жреца священный огонь, Юг де Гонвиль едва не задохнулся от радости: друза, найденная Базилем, здесь! «Да поразит гнев Господний проклятого вора-колдуна!» – помянул он недобрым словом злодея, лишившего его ценнейшего артефакта. Теперь Юг де Гонвиль готов был пожертвовать всем своим отрядом, лишь бы священный огонь (или все-таки философский камень?) вновь оказался у него в руках.