Дарья Плещеева - Курляндский бес

Из денег, которыми они могли распоряжаться, ни перед кем не отчитываясь, была выделена особая сумма – соответствующая двум сотням золотых луидоров. Ее с надежным человеком, купцом-виноторговцем, отправили во Францию, в Шайо, в монастырь визитандианок, аббатиса которого знала, как дальше поступить с деньгами.

Француженки поднялись на борт, капитан препроводил их в маленькую каюту и сказал:

– Я пригласил бы дам обедать за своим столом, если бы у меня этот стол был. Я питаюсь из одного котла с моими людьми. Пища хорошая, по пути мы два или три раза причалим, чтобы взять свежее мясо и овощи. Дамам тоже советую довериться моему коку, хотя он, коли угодно, может отдельно жарить для дам и птицу, и свинину…

Анриэтта не учила немецкого, но хорошо понимала по-голландски. Сходство языков позволило ей понять смысл, и она ответила по-голландски, зная, что это наречие всем морякам знакомо.

– Мы не привередливы, – сказала она и улыбнулась. – К тому же мы взяли с собой хорошие сыры и корзинку с вином. Будем рады угостить господина капитана.

Довсон лишь поклонился.

Не то чтобы он испугался угощения в крошечной каюте, застолья с вином и дамским кокетством, а просто с самого начала, как только увидел путешественниц, ощутил сомнение: порядочные женщины не странствуют вдвоем, без слуг, под покровительством молодого кавалера, и для чего бегинкам разъезжать по морю, для чего забираться так далеко от своих бегинажей, непонятно. А капитан был воспитан довольно строго и имел свое понятие о женских добродетелях. Дети, кухня, храм Божий – вот три смысла жизни, если не считать любви к законному супругу. Путешествия без присмотра в этот список не входят.

Так что восторга молодой капитан не изъявил. И понял, что это было замечено.

– Мы благодарны вам, господин капитан, – довольно сухо произнесла Дениза. – Не смеем задерживать.

Его проводил смешок Анриэтты.

– Я лишь теперь поняла, куда мы едем! Да это же пуританин, разрази их всех Господь, настоящий пуританин! Остричь его покороче – и сам Кромвель был бы доволен! Ты заметила, как он на меня посмотрел? Он уже видел вокруг меня адское пламя и сковородку под моим задом! – воскликнула Анриэтта.

– Это облегчает нашу задачу. Если все дамы при дворе герцога преисполнены нравственности, то ему наверняка в их обществе даже не скучно, а тоскливо.

– А ведь герцог, если верить графу, много путешествовал по Европе и знает, что такое светское обхождение и галантность!

– Тем лучше. Давай я тебя расшнурую. Как колено?

– С ним все в порядке.

Но Дениза знала, что до порядка еще далеко, она видела болезненную гримаску подруги, поднимавшейся в каюту по узкой и неудобной лестнице, когда судно вдруг качнулось и пришлось сделать неловкое движение.

– Я прилягу, – сказала Дениза, возясь со шнурками. – Дорога утомила меня. Возьму какую-нибудь глупую книжку и буду над ней дремать.

– «Клелию»! – обрадовалась Анриэтта. – Хочешь, я тебе вслух почитаю? Куда мы ее засунули?

Роман госпожи Скюдери оказался на самом дне сундучка, и к нему прилагались две свернутые карты – одна, составленная самой писательницей, а нарисованная и гравированная неизвестным и не обремененным фантазией типографщиком, «Карта Страны Нежности», и другая, купленная отдельно и изданная не в пример лучше, – «Карта Страны Кокетства» аббата д’Обиньяка.

– Не так уж это глупо, – водя пальцем по первой карте, сказала Дениза, – раз уж мы едем к пуританам. Тут как раз те деревни, через которые нужно ехать к сердцу герцога, – Любезные Услуги, Зарождающаяся Дружба, Стихотворные Приятности. Но, чтобы добраться до крепости Нежность, нужно выбрать речку, по которой плыть, поскольку крепости три – Нежность-на-Склонности, Нежность-на-Почитании и Нежностъ-на-Признательности.

– Пожалуй, мы сперва будем штурмовать Нежность-на-Почитании. Наши белые покрывала должны будут внушить герцогскому двору такое почтение… то есть для начала – внушить почтение…

– Нет, не только для начала. Ведь неизвестно, надолго ли отправил нас кардинал в эту глушь. Придется…

– А по ночам мы будем тайно читать Скаррона и наслаждаться безобразиями!

Так началось это плавание – Ганс Довсон, объясняя графу ван Тенгбергену курс флейта, смотрел в свою карту, а Дениза с Анриэттой – в свою, развлекаясь попутно смешными цитатами из Скарронова «Вергилия наизнанку».

Несколько дней спустя, когда солнце пригревало, а попутный ветер был не слишком сильным, Дениза и Анриэтта стояли на баке у фальшборта, смотрели, как проплывают мелкие островки справа, и наслаждались морским воздухом. Обе они были в черных одеяниях бегинок, но без белых покрывал, в длинных плащах с капюшонами. Черные волосы Денизы Анриэтта заплела в две косы и уложила их на макушке причудливым венком. Жесткие рыжие кудри Анриэтты Дениза собрала в узел и заколола на затылке длинными шпильками. Волосы на висках у обеих были подстрижены и едва достигали плеч, чтобы при необходимости их можно было завить на модный лад, и с утра они были подобраны и подколоты. Но ветер вытащил эти пряди и растрепал их. Это развеселило подруг – и не станешь же спорить с ветром в открытом море, даже если летящие вперед волосы мешают глядеть на волны и горизонт.

Хорошей погодой наслаждались все пассажиры. Петер Палфейн вытащил на палубу корзину с удавом и снял крышку. На плече у моряка сидела крошечная обезьянка и грызла черствую плюшку. Капитан Довсон клялся, что ежели чертова тварь сорвется с веревки и удерет на мачту, никто за ней туда не полезет.

Граф ван Тенгберген находился поблизости и беседовал с худеньким мальчиком, на вид – лет пятнадцати, одетым очень просто, с личиком самым обыкновенным. Издали за ними наблюдала компания из шестерых молодых мужчин – это были антверпенские танцовщики. Все они глядели на графа как-то неодобрительно.

– Как же они беспокоятся о своем товаре, – шепнула Анриэтта. – А товару грош цена.

– Вряд ли, – ответила Дениза. – Они просто боятся, что девчонка сдуру забеременеет и испортит им всю авантюру.

Это действительно была девушка – по бумагам Маргарита, в просторечии – Грит, а когда старший брат сердился на нее, то кричал «Дюлле Грит!», что означало – бестолковая, сумасшедшая, шальная, в зависимости от обстановки. Дениза и Анриэтта стали ее звать между собой именно так – Дюллегрит. И очень сомневались, что от этого графского приобретения будет хоть какая-то польза.

К тому же они отлично видели, что Эразмус ван Тенгберген девчонке очень нравится, и сильно этого не одобряли. Возможно, потому, что рядом с совсем юной Дюллегрит ощущали свой возраст и немного тосковали об ушедшей юности. Было и еще одно соображение, которым они друг с дружкой не делились: молодой граф, вздумай он скрасить дорожную скуку амурным приключением, скорее бы выбрал девушку, чем бегинку, старше себя по меньшей мере на пять лет. Шестеро молодцов, сердито глядевших на графа, были, кажется, того же мнения.