Теофиль Готье - Железная маска (сборник)

– Около трех часов утра мы приблизимся к Ансени. Как только вдали появятся очертания колоколен городских церквей, немедленно разбуди меня!

– Будет исполнено, – кивнул Гастон.

– Но еще до того слева ты увидишь водяную мельницу. Будь внимателен, не пропусти ее. В этом месте постарайся вести барку как можно дальше от левого берега. В этих местах еще летом начали строить плотину, выворотили со дна Луары массу громадных валунов, да так и бросили. Если барка зацепит днищем эти камни, то немедленно пойдет ко дну.

– Я буду начеку, – заверил Гастон.

Как только де Ноэ ушел, юноша снова погрузился в мечты. «А почему бы герцогине и в самом деле не полюбить меня, – размышлял он. – Ведь дарила же она свою благосклонность и Лагиру, и Раулю… Во всяком случае я не предал бы ее так жестоко, как Рауль! О нет, за ее любовь я готов заплатить даже бессмертием души и последовать за возлюбленной хоть на край света!»

Течение его мыслей было прервано звуком легких шагов по палубе. Гастон обернулся и едва не вскрикнул от изумления: перед ним была та, о которой он грезил! Анна успела зажать ему рот нежной ладонью, благоухающей лавандой, и поспешно проговорила:

– Тише, Гастон! Меня совсем замучила бессонница, и я вышла глотнуть свежего воздуха.

Сердце Гастона забилось так, словно вот-вот выскочит из груди. Герцогиня уселась на бухту канатов у борта и продолжала:

– Вы уже давно на вахте, месье Гастон?

– Около двух часов, герцогиня.

– А где остальные вахтенные?

– Я один. Мы все стоим у руля по очереди.

– А почему вы так напряженно всматриваетесь в левый берег?

– Стараюсь своевременно заметить мельницу, ваше высочество.

– Что за мельница?

В двух словах Гастон поведал о том, что сообщил ему де Ноэ.

– Вы хорошо плаваете? – вдруг спросила она.

– Не хуже рыбы, ваше высочество!

Неожиданная и поистине дьявольская мысль вспыхнула в изощренном мозгу герцогини. Если барка наткнется на камни, бочки с золотом гугенотов уйдут на дно реки. Впоследствии их можно будет поднять; а если и нет – беда невелика, так как еретики и сами не смогут до них добраться… Такой поворот событий был бы весьма ей на руку.

– Ах, Боже правый! Следите же внимательно! – с нарочитым испугом воскликнула она. – Если мы столкнемся с этими валунами…

Юноша ответил ей взглядом, полным невыразимого восхищения, и проговорил:

– Ничего не бойтесь, выше высочество! Что бы ни случилось, я сумею вас спасти!

Анна приблизилась к юноше почти вплотную и многозначительно поинтересовалась:

– Случалось ли вам когда-нибудь бывать в Париже, месье?

В голосе ее звучала затаенная нежность.

– Никогда, мадам!

– Неужели? Значит, вы и понятия не имеете о жизни королевского двора?

– Увы, нет.

– Но ведь только там и может рассчитывать на карьеру столь красивый, одаренный и отважный дворянин, как вы!

Гастону едва удалось скрыть невольную дрожь.

– И только там он может обрести… Истинную любовь! – таинственным шепотом добавила герцогиня.

Юноша страстно взглянул на Анну: в тот миг она была хороша, как демон-искуситель!

Расставшись с герцогиней, Генрих Наваррский поднялся на палубу барки. Было довольно поздно, но де Ноэ, Рауль и Лагир все еще оставались там, продолжая беседу.

Лагир произнес:

– Нет, этого не может быть, чтобы герцогиня действительно полюбила нашего короля!

– Сердце женщины – тайна! – вздохнул Рауль.

– Поживем – увидим! – качая головой, проворчал де Ноэ.

– Друзья мои, – вмешался Генрих, слышавший последнее замечание. – Это поистине золотые слова: Поживем – увидим! Но, чтобы жить дальше, необходимо как следует есть и спать. И, поскольку вы уже поужинали, я бы советовал всем отправиться на боковую!

Лагир с Раулем откланялись и спустились вниз, а граф остался с глазу на глаз с королем. Генрих насмешливо полюбопытствовал:

– Не слишком ли рискованные пари ты заключаешь, друг мой Амори?

– Почему вы так решили, сир?

– Потому что ты можешь проиграть их!

– Как? Вы, сир, думаете…

– У меня нет других мыслей, кроме одной: как доставить наши бочки на место в целости и сохранности.

– И чтобы скоротать время, ухаживаете за герцогиней?

– Ты же не станешь отрицать, что моя кузина необычайно хороша собой?!

– Она столь же красива, сколь и лицемерна!

– Ну и что! Мера за меру, как говорит Библия… Но я хочу во что бы то ни стало добиться ее любви!

– Но ведь вы не любите ее!

– Разумеется, нет. Если бы я любил всех женщин, которые в меня влюблены, у меня не осталось бы времени вообще ни на что!

– Тогда – в добрый час!

– Все, что мне требуется, – чтобы герцогиня пылко любила меня хотя бы в течение одного часа. И это не каприз, а дальновидный политический расчет… Ты удивлен? Ну, так слушай же! Даже если это и случится, весь остаток своих дней Анна будет смертельно меня ненавидеть. Интересы наших семей слишком различны, чтобы эта ненависть могла в обозримом будущем сойти на нет. Вот почему, когда любовь отступит, ненависть вспыхнет с удвоенной силой. Но ненависть, которую питает уязвленное самолюбие, слаба и нерешительна. Герцогиня возненавидит наваррского короля сильнее, чем прежде, но лишится той твердости руки, той уверенности в поступках, какими обладала до сих пор. Столкнувшись со мной, она смутится, побледнеет и дрогнет, а в голове у нее останется всего одна мысль: «Я была его рабыней, прихотью, узницей!» Понимаешь ли ты меня?

– Не стану утверждать – ответил де Ноэ. – Я не слишком хорошо разбираюсь в вопросах политики и еще меньше – в тайнах женской души. Но я понимаю одно…

– Что именно?

– Сир, позвольте дать вам добрый совет!

– Говори, друг мой!

– Мы доставим герцогиню в Наварру, верно? А у нас в По имеется одна башня со стенами толщиной в двенадцать футов с дверьми, покрытыми тройной стальной броней…

– Продолжай!

– В ней я бы и заточил Анну Лотарингскую, а сам отписал ее проклятым братцам, выставив кое-какие условия…

– Что ж, возможно, твой совет и пригодится, – промолвил Генрих.

На этом разговор был окончен.

Постояв еще несколько минут на палубе, король спустился в каюту, в которой расположились престарелый сьер де Мальвен с Бертой.

Старик уже уснул, а молодые люди еще долго сидели, продолжая живой, игривый и нежный разговор. Генрих не выпускал из своих рук пальчики Берты, которая вся дрожала от волнения и не смела поднять взор на своего спасителя, оказавшегося не просто красивым и статным дворянином, но еще и королем.

– Дорогая моя, – наконец спросил Генрих, – знаете ли вы, почему я остановился в Блуа именно в вашем доме?

– Должно быть, сам Господь внушил вам эту мысль, сир!

– Вполне возможно! Но у меня были и другие причины, дорогая моя. Я был обязан сдержать клятву, данную вашему отцу.