Генри Хаггард - Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник)

— Я верю тебе, Игнози. Ну а теперь, когда мы решили этот вопрос, — сказал сэр Генри, — давайте немного отдохнем.

Мы смертельно устали и тут же крепко уснули, проспав до одиннадцати часов утра. Нас разбудил Игнози. Мы встали, умылись и, плотно позавтракав, вышли погулять. Во время прогулки мы с любопытством рассматривали кукуанские постройки и с большим интересом наблюдали быт женщин.

— Я надеюсь, что затмение все же состоится, — произнес сэр Куртис, когда мы возвращались домой.

— Если же его не будет, то всем нам крышка, — ответил я мрачно. — Ручаюсь головой, что кто-нибудь из вождей непременно расскажет королю все, о чем мы с ним говорили, и он устроит такое «затмение», что нам не поздоровится.

Вернувшись к себе, мы пообедали, остальная же часть дня ушла на прием гостей. Некоторые приходили с официальным визитом, другие просто из любопытства.

Наконец солнце зашло, и мы, оставшись одни, насладились двумя часами покоя, насколько позволяло наше невеселое настроение и невеселые мысли. Около половины девятого явился гонец от Твалы и пригласил нас на ежегодное празднество — великую пляску дев, которая должна была скоро начаться.

Мы быстро надели кольчуги, присланные королем, и, взяв оружие и патроны, чтобы они были у нас под рукой в случае, если бы нам пришлось бежать (как говорил Инфадус), довольно храбро направились к королевскому краалю, хотя в душе трепетали от страха и неизвестности. Большая площадь перед жилищем короля имела совсем другой вид, чем накануне. Вместо серьезных, стоявших сомкнутыми рядами воинов она вся была заполнена девушками. Одежды на них — скажу прямо — почти не было, но зато головы украшали венки, сплетенные из цветов. Каждая держала в одной руке пальмовую ветвь, а в другой — большую белую лилию.

В центре площади, на открытом месте, залитом лунным светом, восседал сам король, а у его ног пристроилась Гагула. Позади него стояли Инфадус, Скрагга и двенадцать телохранителей. Тут же присутствовали десятка два вождей, среди которых я узнал большую часть наших новых друзей, приходивших ночью с Инфадусом.

Твала сделал вид, что очень рад нашему приходу, и сердечно нас приветствовал, хотя я заметил, что он злобно устремил свой единственный глаз на Амбопу.

— Приветствую вас, белые люди звезд! — провозгласил он. — Сегодня вас ожидает совсем иное зрелище, чем то, которое видели ваши глаза при свете вчерашней луны. Но это зрелище будет хуже, чем вчерашнее. Вид девушек ласкает взор, и если бы не они, — он обвел их рукой, — то и нас здесь сегодня бы не было. Лицезреть мужчин приятнее. Сладки поцелуи женщин, но звон копий и запах человеческой крови гораздо слаще. Хотите иметь жен из нашего народа, белые люди? Если так, выбирайте самых красивых и столько, сколько пожелаете. Все они будут ваши. — И он замолк, ожидая ответа.

Такое предложение было бы, конечно, заманчиво для Гуда, поскольку он, как, впрочем, и большинство моряков, имеет большое пристрастие к женскому полу. Я же, как человек пожилой и умудренный опытом, заранее предвидел, что это повлечет за собой одни лишь бесконечные осложнения и неприятности, которые женщины, к сожалению, всегда приносят (что так же неизбежно, как то, что за днем следует ночь).

— Благодарю тебя, о король! — поспешно воскликнул я. — Но белые люди женятся только на белых, то есть на подобных себе. Ваши девушки прекрасны, но они не для нас!

— Хорошо, — рассмеялся король, — пусть будет по-вашему, хотя в нашей стране есть пословицы: «Женские глаза всегда хороши, какого бы они ни были цвета» и «Люби ту, которая с тобой, ибо знай, что та, которая далеко, наверно тебе неверна». Но может быть, у вас на звездах это не так. В стране, где люди белые, все возможно. Пусть будет так. Наши девушки не станут умолять вас взять их в жены! Еще раз приветствую вас и также тебя, черный человек. Если бы вчера Гагула добилась своего, ты был бы мертв и труп твой уже окоченел бы! Твое счастье, что ты тоже спустился со звезд! Ха! Ха!

— О король! Я убью тебя раньше, чем ты меня, — спокойно возразил Игнози, — и ты окоченеешь раньше, чем мои члены утратят свою гибкость.

Твала вздрогнул и разгневался:

— Ты говоришь смело, юноша! Смотри не заходи так далеко!

— Тот, чьи уста говорят истину, может быть смелым. Истина — это острое копье, которое попадает в цель и не дает промаха. Звезды шлют тебе это предупреждение, о король!

Твала грозно нахмурился, и его единственный глаз свирепо сверкнул, но он ничего не ответил, лишь приказал:

— Пусть девушки начнут пляску!

И тотчас же выбежала толпа увенчанных цветами танцовщиц. Они мелодично пели и при грустно-нежном свете луны казались бесплотными, воздушными существами из иного мира. Грациозно изгибаясь, они то плавно и медленно кружились, то носились в головокружительном вихре, изображая сражение, то приближались к нам, то отступали, то рассыпались в разные стороны в кажущемся беспорядке. Каждое их движение вызывало восторг у зрителей. Вдруг танец прекратился, и из толпы танцовщиц выбежала очаровательная девушка, которая, став перед нами, начала делать пируэты с такой ловкостью и грацией, что могла бы посрамить большую часть наших балерин.

Когда она отступила в изнеможении, ее сменили другие девушки. Они поочередно танцевали перед нами, но никто из них не мог сравниться с первой по красоте, мастерству и изяществу.

Когда все красавицы кончили танцевать, Твала поднял руку и, обращаясь к нам, спросил:

— Какая же из девушек самая красивая, белые люди?

— Конечно, первая, — невольно вырвалось у меня, и я тут же спохватился, так как вспомнил слова Инфадуса о том, что самая красивая должна быть принесена в жертву Молчаливым.

— Ты прав. Мое мнение — твое мнение, и мои глаза — твои глаза. Я согласен с тобой, что она самая прекрасная из всех, но ее ждет печальная участь, ибо она должна умереть!

— Да, должна умереть! — как эхо, пропищала Гагула, бросив быстрый взгляд на несчастную жертву, которая, не подозревая своей страшной участи, стояла ярдах в десяти от своих подруг, нервно обрывая лепестки цветов из своего венка.

— Почему, о король, она должна умереть? — воскликнул я, с трудом сдерживая свое негодование. — Девушка так хорошо танцевала и доставила нам большое удовольствие. Она так хороша! Было бы безжалостно вознаградить ее смертью.

Твала засмеялся:

— Таков наш обычай. И те каменные изваяния, что сидят там, — он махнул рукой на три отдаленные вершины, — получат то, чего они ждут. Если сегодня я не умерщвлю прекраснейшую из дев, на меня и на мой дом падет несчастье. Вот что гласит пророчество моего народа: «Если в день пляски дев король не принесет красивейшую девушку в жертву Молчаливым, несущим стражу в горах, то и он, и его королевский дом падут». Слушайте, что я вам скажу, белые люди! Мой брат, правивший до меня, не приносил этих жертв из-за слез женщины, и он пал, так же как и его дом, и я правлю вместо него. Но довольно об этом! — закричал он. — Она умрет. — И, повернувшись к страже, он воскликнул: — Приведите ее сюда, а ты, Скрагга, точи свое копье.