Джеймс С. Бенневиль - Предания о самураях

При асикага бакуфу (военном правительстве) сёгун Ёсимицу установил для нескольких специально отобранных кланов вассалов порядок делегирования полномочий, причем выполнение их поручалось исключительно японцам, власть при этом для этих кланов ничем не ограничивалась, зато поощрялось соперничество честолюбивых людей. Он назначал: 1) себя в качестве Кубо Сама (строго императорский титул); 2) официальный санкан или три клана; то есть кланы Буэй (Тиба), Хосокава и Хатакэяма. На выбор предлагался вариант названия в форме канрё (раньше сицудзи) Киото; 3) Сисёку, или четыре канцелярии; Ямана, Иссики, Кёгоку (Сатакэ), Акамацу. На выбор им предоставлялось право возглавить самурай – докоро (военный департамент) в качестве Бетто; 4) представители кланов Такэда и Огасавара по очереди надзирали за деятельностью по разработке кюба (военного искусства); 5) двух представителей Кира – Имагаву и Сибукаву – назначили командующими воинскими соединениями (муся-гасира). Представители дома Исэ заняли пост канцлеров, в обязанность которых входила передача государственных указов (содзя). Их назвали сити-гасира (семеро знатных людей).

Точно такую же форму государственного устройства внедрили в Канто как раз после падения правящего клана Асикага, свергнутого мощным Уэсуги. Восстание Мотиудзи с самого начала возникло в силу поддержки, предоставленной самим сёгуном его влиятельному клану. А тут еще Уэсуги показалось к тому же, будто жители Камакуры собираются действовать в интересах сёгуна Киото.

1. Сам Кубо Сама или канрё.

2. Сицудзи (канрё). Уэсуги из Яманоути числились выходцами из Норифусы, а Уэсуги из Огигаяцу считались выходцами из Сигэаки. Они попеременно занимали предназначенный им государственный пост, а получили известность как Рё-Уэсуги.

3. Санкан; канрё Камакуры вместе с канрё Осю, а также Дэвы. Этих двух деятелей позже причислили к Мицунао, приходящемуся братом Удзимицу.

4. Прославленные Хатигата (восемь знатных людей): Тиба, Кояма, Наганума, Юки, Сатакэ, Ода, Насу, Уцуномия.

Что же касается императора: сам сёгун исчез с передачей полномочий его вассалам. Его полномочия и финансовые средства достались кому попало, а история Асикага представляет собой хронологию непрерывной борьбы за власть сёгуна или наиболее влиятельных вассалов за осуществление этой власти. Притом что такие события оказались пагубными для Киото, для Камакуры все складывалось еще трагичнее. С течением времени прегрешения и диктат великих кланов получили свое повторение в Канто, причем в существенно расширенных масштабах. С падением Мотиудзи сам Канто оказался предоставленным самому себе, и такое положение вещей пошло ему на пользу. Восстановить мир удалось только лишь клану Хидэёси. То был период без малого двух сотен лет неразберихи и смертельных вооруженных схваток между представителями расы, особенно склонных к драке, и при этом почти восемьсот лет гражданское правительство, как оно отличается от военного руководства, никогда не приходило к власти.

Так уж случилось, что замок Огури оказался в руинах, а судьба его хозяина представлялась ничуть не в лучшем виде. Пять дней спустя у Уцуномии его самураи получили известие об этом. Приходящиеся двоюродными родственниками его господин и настоятель монастыря Никко Футаара предоставили сомнительное покровительство. Только охота на Сукэсигэ теперь приобретала откровенный и беспощадный характер. Их господин все еще не избавился от лихорадки и оставался очень слабым. Когда родственники Танабэ и Казама убыли со своим господином якобы к Никко-сан, а на самом деле к горячим источникам Кавадзи в горах Сёя провинции Симоцукэ, со стороны брата Мотицуны по имени Томоцуна никаких возражений не последовало. Миновало несколько недель. Лихорадка прошла, болезненные и шаткие шаги остались в прошлом, сменившись протяженными пешими прогулками среди живописных холмов в осеннем убранстве. Таким образом, здоровье его стремительно восстанавливалось. Однажды Танабэ Хэйрокуро предстал перед своим господином. Сукэсигэ обратил внимание на необычайно серьезное выражение его лица. Храбрый воин распростерся в приветствии. «Да соизволит его светлость с пониманием отнестись к недомыслию своего Хэйрокуро. Осознавая тяжкий долг перед своим почитаемым господином, мы договорились дождаться полного его выздоровления и только потом тревожить его своим донесением, а потом ждать распоряжения». – «Ах! – произнес Сукэсигэ, делая глубокий и тяжелый вдох. – Значит, от О-доно все-таки поступали известия?» Хэйрокуро грустно кивнул. Лицо его заливали слезы, а в голосе зазвучал гнев. «Увы! Почтенный господин, причем известия огромной важности». Он подробно рассказал обо всем, что случилось в последний день восьмого месяца. Сукэсигэ резко поднялся. «Вот ведь какой злодей этот Акихидэ! Теперь настало время выполнить призвание О-доно. Этот прохвост должен своей головой расплатиться за гнев легендарного отца нашего. Путь у нас остается только один. На Камакуру!»

Ту ночь все провели у Никко-сан, все кэраи теперь объединились под руководством своего господина, и к ним также примкнули каро Гото Хёсукэ. Этот последний остался в Уцуномии, чтобы оттуда следить за последними событиями. Сукэсигэ удостоился продолжительной беседы с настоятелем монастыря, причем это считалось древним правом, основанным на давней традиции семьи Уцуномия, сложившейся еще при Фудзиваре Мицуканэ. Особое положение досталось одному из хатигата (восьми благородных мужей) Канто в лице сёгуна Уцуномии. Естественно, любовь между ним и честолюбивыми Иссики никуда не делась. Настоятель монастыря сказал: «Восстановление дома Огури представляется задачей выполнимой, пусть даже очень сложной. Вместе с головой Иссики Акихидэ сёгуну Киото можно передать послание, и глаза канрё Канто снова прозреют. Человеку и убийце его отца не ужиться под одним небом. В этом состоит смысл завещания мудреца Коси (Конфуция). Однако мудрость Коси принадлежит всему миру. Мне же, следующему путем Будды, давно пришлось отказаться от мирских интересов. И совета по данному делу у меня не найдется. Попроси его у Дзёа Сёнина. Всем известна его беспримерная святость, да к тому же он связан с домом Огури. На кону находится определение добра и зла, кармы в самом широком смысле этого понятия при теперешнем и будущем воплощении». Проницательно и по-доброму улыбаясь, этот пожилой мужчина обвел внешне беспристрастным взглядом одиннадцать крепких самураев, внимающих ему. Для Акихидэ все предвещало недобрый поворот событий.