Луи Жаколио - Покоритель джунглей

— Напротив, Уотсон, вы поспешили его закончить.

— Последние события были известны Вашей Светлости, ибо вы сами поручили Кишнайе разыскать, где скрывается Нана.

— Кишнайя — ловкий и хитрый малый. Вы уверены, Уотсон, что его повесили?

— Да, если верить официальному донесению.

— Я могу заверить вас, милорд, что он не избежал участи своих товарищей, хотя его и повесили последним. Я присутствовал при этом акте правосудия: мы возвращались из Англии после отпуска отца и сопровождали мою мать, она разыскивала брата, которого не видела с детства.

— Как же вождь тугов не обратился к офицеру, командовавшему отрядом? У него был приказ, подписанный мною, это спасло бы его.

— Действительно, я вспоминаю, что он долго говорил о чем-то с капитаном шотландцев. И все-таки его повесили.

— Для меня это дело крайне неприятно, господа. Не стану скрывать от вас, что, сообщив несколько раз о неминуемой поимке Нана-Сахиба правительству королевы, я рискую быть отозванным, если в течение этого месяца бывший вождь восставших не окажется в моих руках.

— Мы не можем достичь нашей цели, милорд, потому что нет ни одного индуса, который выдал бы нам секрет убежища Наны.

— Странно, Уотсон, очень странно. В Европе с несколькими фунтами стерлингов мы бы быстро добились своего.

— Это совсем другой народ, милорд. Вспомните, что два года до восстания все знали о заговоре, кроме нас, и среди двухсот миллионов индусов не нашлось ни одного предателя, чтобы предупредить нас. С тех пор, несмотря на все мои усилия, я нашел только двух людей, согласившихся служить мне: Кишнайю, который пошел на это из религиозных соображений, лишь бы мы позволили тугам совершать их кровавые обряды, и Дислад-Хамеда, ночного сторожа из Биджапура, которого я убедил, что его дело угодно Браме, поскольку восстание разожгли мусульмане.

— Не его ли вы должны мне представить, Уотсон?

— Да, Ваша Светлость.

Пока этот разговор происходил в одном углу огромной гостиной на втором этаже дворца Адил-шаха, часть стены, противоположной той, где находились трое беседующих, повернулась вокруг своей оси, пропустив человека, с ног до головы закутанного в белую кисею, причем именно так, как это делают члены комитета Трех. Стена бесшумно вернулась в прежнее положение, а неизвестный остановился и прислушался.

— Ну что ж, — сказал сэр Джон, — прикажите привести его, Уотсон, и дай Бог, чтобы он смог заменить бедного Кишнайю.

— Сейчас распоряжусь, — ответил начальник полиции, вставая.

— Погодите, сэр Уотсон, — возразил незнакомец и быстро вышел на освещенное место.

Трое присутствующих не смогли сдержать крик удивления и схватились за револьверы.

— Кто этот человек, откуда он взялся? — воскликнул вице-король.

— Откуда я взялся — это мой секрет. Ну, а кто я — смотрите! — И с этими словами он откинул кисею, закрывавшую его лицо.

— Кишнайя!

Это восклицание вырвалось одновременно у трех мужчин.

— Да! Кишнайя-повешенный, — проговорил вождь тугов, — Кишнайя-воскресший к вашим услугам, милорд.

— А-а, я так и знал, что он не даст себя повесить, — заметил вице-король, первым приходя в себя от удивления.

— Простите меня, Ваша Светлость, — продолжал, смеясь, дерзкий плут, — но меня в самом деле повесили… Повесили без долгих рассуждений. Надо просто уметь заставить повесить себя так, чтобы потом самому выбраться из петли, вот и все.

— Довольно шутить, объясни нам эту загадку.

— Охотно, Ваша Светлость. Когда нас захватили шотландцы, мне объявили, что меня как вождя повесят последним. Я попросил разрешения переговорить с командиром и показал ему ваш приказ, который давал мне право привлечь его вместе с отрядом на мою сторону. Я было хотел воспользоваться этим и спасти своих товарищей, но солдаты были настолько ожесточены, что я счел более благоразумным не подвергать их этому испытанию.

«Ты свободен», — сказал мне офицер, внимательно изучив мою бумагу. И милосердно прибавил: «Не попадайся мне больше на глаза, не то, слово шотландца, я велю тебя вздернуть, несмотря на весь твой бумажный хлам».

Тогда я попросил его, раз уж он был так хорошо настроен, согласиться на то, чтобы меня повесили сразу же и тем самым избавили его от хлопот в будущем. Он вообразил, что я издеваюсь над ним, а я, боясь, как бы он не отнесся слишком серьезно к моим словам, рассказал о данном мне вами поручении. Я объяснил ему, что мне будет гораздо легче поймать Нана-Сахиба, если распространятся слухи о моей смерти. Нана-Сахиб и его стражи перестанут чего-либо опасаться, ведь из всех туземцев я один знал, где они скрываются.

— Ты хочешь сказать, — с презрением перебил его Уотсон, — что ты один из всех туземцев согласился их выдать?

— Если хотите, сэр, — нагло ответил Кишнайя. — Офицер весьма неохотно уступил моей просьбе. Но я добился желаемого результата и сам так приладил веревку, что она не представляла для меня никакой опасности. В сущности, меня повесили за левое плечо, а голова была так сильно наклонена набок, что эта уловка осталась незамеченной. Едва меня вздернули на дерево с пышной листвой, которое я сам выбрал, чтобы лучше скрыть обман, как офицер, по нашему уговору, сразу дал приказ об отправлении. Я тут же слетел с дерева, бросился к брату, которого повесили до меня, перерезал веревку и привел его в чувство, все это оказалось минутным делом. Мы попробовали спасти еще одного-двух, но тщетно. Вот вам моя история без прикрас. Для всех я был мертв, и это дало мне возможность, как вы увидите, нанести противнику мощный удар.

— Прежде чем ты продолжишь свой рассказ, — сказал сэр Джон, — не мог бы ты удовлетворить наше любопытство и объяснить, как ты вошел сюда, несмотря на мой приказ никого не впускать и многочисленных часовых?

— Не спрашивайте меня об этом, Ваша Светлость. Клянусь, я не могу вам ответить.

— Хорошо, я не настаиваю.

— То, что я должен сейчас доверить вам, — продолжал негодяй, — до такой степени важно, что я хотел бы…

— Объясни, в чем дело.

— Я не хочу никого обижать, — продолжал туг с приторным выражением лица, бросив взгляд на Эдуарда Кемпбелла, — но есть тайны, которые…

— Ты желаешь, чтобы мой адъютант оставил нас? — спросил вице-король.

— Да, Ваша Светлость. Вы убедитесь сами, что я не могу говорить при нем.

При этих словах Эдуард встал, но сэр Джон попросил его снова сесть.

— Не бойся, — сказал он Кишнайе, — у меня нет от него секретов.

— Я понимаю, милорд, — дерзко ответил прохвост, — у вас нет от него секретов, пусть будет так. Но у меня есть тайны, которые я не могу открыть в его присутствии.