Альберто Васкес-Фигероа - Икар

Вскоре миссионер перевез их в своей утлой лодчонке на левый берег реки. Там они развели замечательный костер и приготовили вкусную уху из пираньи с рисом.

Испанец успокоил их относительно индейцев, неправильно называемых дикарями, уверяя, что это вовсе не земля людоедов. Здесь обитают мирные пиароа, которые в жизни никому не причинили вреда, да еще крайне необщительные гуаарибы, которые раз в год спускаются со своих далеких гор только для того, чтобы обменять шкуры ягуара на посуду и тесаки.

— Даже вайка, живущие на юге, не такие свирепые, как говорят, — сказал он. — Дело в том, что во время каучуковой лихорадки они подверглись истреблению. Каучеро отнимали у них детей и калечили, даже убивали, когда родители не приносили из сельвы достаточное количество каучука.

— Какие мерзавцы! — ужаснулся Король Неба. — Убивали детей?

— И женщин, — с тяжелым вздохом подтвердил гипускоанец. — Слава богу, каучук уже практически потерял свою ценность, однако последствия того времени еще дают о себе знать. Мы собираемся вступить в контакт со всеми местными племенами, чтобы донести до них идею о том, что они тоже полноправные венесуэльские граждане.

— Да какие права могут быть у венесуэльского гражданина, когда у власти стоит этот мерзавец Хуан Висенте Гомес? — поинтересовался МакКрэкен. — Насколько я помню, он убивает и гноит в тюрьме всех несогласных, и без его позволения никто не смеет и пальцем шевельнуть.

— Так-то оно так!.. — кивнул отец Ороско со странной улыбкой. — Полагаю, эта проблема разрешится со смертью старого тирана. Ведь никто не вечен, да мы и не ждем быстрого результата. Люди уходят, но слово Божье остается. Что касается меня, я первым делом должен найти место, построить миссию и не спеша начать нашу апостольскую работу. Следует вооружиться терпением, поскольку доброму урожаю надо вызреть.

— Вода спадает.

— Что вы сказали?

— Что уровень воды в реке опускается, — объяснил американец, указывая на «Бристоль». — Уже показались оси колес.

Спустя два часа песок островка удостоил их своим появлением, поэтому Джимми Эйнджел решил, что пора предпринять попытку выбраться, поскольку островок вряд ли еще растянется в длину.

— Думаете, вам хватит места для взлета? — спросил отец Ороско.

— С вашей помощью — вполне возможно.

— С моей помощью?… — изумился тот. — А что я могу сделать?

— Самолет должен оставаться крепко привязанным к деревьям на берегу, пока я не заведусь на полную мощность. Как только подам знак, режьте веревку и отпускайте нас.

— Рискованно… — робко попытался возразить миссионер.

— Или мы взлетим, или нам придется искупаться, — шутливо ответил американец.

— А пираньи?

— Что вы хотите от меня услышать? Если мы ели на обед суп из пираньи, будет справедливо, если у них на ужин будет пюре из летчика.

— У меня такое впечатление, что у вас не все дома, — сказал доминиканец. — Но поскольку почти никто из нас — тех, кто бродит по этим местам, — не может похвастаться тем, что у него с головой все в порядке, будет лучше приняться за работу, пока река не вздумала отмочить еще что-нибудь.

Они перебрались обратно на островок, привязали к хвосту «Бристоля» трос, который затем раздваивался: таким образом самолет был крепко привязан к толстому дереву на каждом берегу.

Вскоре американец завел мотор, дав ему возможность не спеша разогреться.

Тысячи птиц в испуге взмыли в воздух, а на правом берегу показалось семейство выдр, которым стало любопытно, что за странные дела творятся в этом глухом уголке сельвы.

На прощание пилот с пассажиром крепко обняли гипускоанца, а тот освятил самолет, побрызгав на него святой водой, и, запустив двигатель на полную мощность — казалось, тот неминуемо взорвется, — Джимми Эйнджел резко махнул рукой.

Отец Бенхамин Ороско что было сил ударил тесаком по толстой веревке, положенной на бревно, — «Бристоль-Пипер» дернулся, словно кто-то укусил его за хвост, и на всех парах покатил вперед, с такой скоростью, какую только мог развить на мокром песке.

За десятую долю секунды он достиг конца импровизированной взлетной полосы и двинулся дальше; колеса продолжали вращаться, теперь уже по глади реки; касаясь воды, они погнали легкую волну.

Целую минуту ни один любитель пари не решился бы побиться об заклад, что старый летательный аппарат взлетит или что потерпит неудачу.

Казалось, он с равным успехом способен капотировать, задрав хвост и камнем уйдя на дно, и подняться в высоту. Однако Король Неба в очередной раз подтвердил свое прозвище, потому что не выказал ни малейшего намерения потянуть на себя штурвал, чтобы взлететь, сознавая, что заднее колесо может коснуться воды и это вызовет крен аппарата.

Он продолжал вести самолет вдоль русла реки, держась на одинаковом расстоянии от берегов, и летел так триста метров, давая самолету возможность самому уйти от опасности.

Только потом он набрал высоту и, описав широкий круг, пролетел над головой миссионера, в то время как тот послал ему звучный поцелуй.

— И куда теперь?… — прокричал пилот.

— На юг! — решительно ответил пассажир. — Пока на юг!

— Кто платит, тот и командует!

Они взяли курс на тепуи, маячившие вдали. Под крылом самолета плыла сельва, иногда реки, а иногда саванна.

Ближе к вечеру они вновь совершили посадку, правда, в этот раз на обширном плоскогорье, открытом со всех сторон; на нем не было заметно ни малейшего признака жизни, ни зверя, ни человека.

Когда кто-то вдруг попадает в эти отдаленные места планеты, он обращает внимание на гнетущую пустынность пейзажа. Богатая земля, благодатный климат, обилие воды и замечательные пастбища — просто идеальная среда обитания для великого множества видов, однако по какой-то неизвестной причине она оставалась практически девственной.

Если чего и было в избытке, так это красноватых термитников, да время от времени показывался вдали понурый несъедобный муравьед, однако если не считать этих странных и почти комичных созданий, только змеи и броненосцы — да и то лишь изредка — отваживались сунуться в прекрасную саванну.

— Поужинаем фасолью.

— Что поделаешь! Здесь сама Диана-охотница не добыла бы даже кролика.

Они поужинали фасолью, пока солнце садилось, покрывая небо розоватыми мазками, и после долгого созерцания пустынного пейзажа, в котором не за что было зацепиться взглядом, разве что какие-то темные пятна маячили на горизонте, Джимми Эйнджел спросил:

— Вы представляете, где мы находимся?

— В Венесуэле.

— Очень остроумно! — фыркнул летчик. — Это мне и без того известно. Я хочу сказать, по отношению к вашему чудо-месторождению.

— Даже отдаленно себе не представляю!