Николай Дмитриев - Рубин из короны Витовта

– Смотри внимательно, этот угорский танец для тебя…

Но Беате не требовалось напоминать. Она и так не сводила глаз с Ференца, который, несмотря на посеребрившиеся виски, в этом своеобразном наряде выглядел совсем молодо.

А тем временем на глазах всего зала седоусый Ференц, словно юноша, исполнял танец признания в любви. Мало кто из мужчин, которые с завистью следили за Шомоши, был способен выделывать такие залихватские кренделя. И такое явное, несмотря на солидный возраст, молодечество оценили все. Даже сам король одобрительно покивал головой, а королева ласково улыбнулась Шомоши. Что касается гетмана, то он, оставив насмешки, совершенно серьёзно сказал, обращаясь к Беате:

– Так, похоже, у него серьёзные намерения…

Музыканты звонким аккордом закончили игру, и Ференц отвесил общий поклон. В зале загомонили, обсуждая выступление Шомоши, а сам он скромно отошёл в сторону, давая возможность всем желающим выстроиться для следующего танца. Музыканты снова заиграли, пары танцоров пришли в движение, и бал продолжался, восприняв пляску Шомоши как дополнительное украшение праздника…

Позднее, когда сменилось уже несколько танцев, Шомоши отважился подойти к Беате и остановиться рядом. Она кинула на Ференца выразительный взгляд и неторопливо, словно приглашая его идти следом, пошла, обходя группы приглашённых, толпившихся по всему залу. Чуть задержавшись, Шомоши глянул по сторонам и направился следом.

Женщина незаметно покинула зал, а когда потом, уже на галерее, Шомоши догнал её, Беата укоризненно посмотрела на Ференца:

– Скажите честно, вы сами догадались устроить это, или вас кто-то надоумил?

От её интонации Шомоши несколько растерялся, но почти сразу начал оправдываться:

– Между прочим, это ваш дядя посоветовал сделать так. И вроде, как мне кажется, получилось совсем неплохо…

– Так… – Беата немного помолчала, а потом со странным намёком добавила: – Я видела, вам сама королева улыбнулась…

– Ну и что? – загорячился Шомоши. – Заверяю вас, отныне моя единственная королева – вы!

– Прошу вас, не шутите так… – Беата почему-то оборвала себя на полуслове и быстро пошла по галерее.

Шомоши торопливо догнал женщину и решительно остановил:

– Поверьте, я не шучу!

– А если так, – Беата внимательно посмотрела на Шомоши и, заметно колеблясь, сказала: – Мой дядя намекнул мне, что у вас по отношению ко мне серьёзные намерения… Это правда?

– Так, пани Беата! – решительно подтвердил Шомоши.

– Ну если это действительно правда, то я хочу сообщить вам, что из этого ничего не получится…

– Почему, пани Беата? – растерялся Шомоши.

– А потому, пане Ференц, – женщина низко наклонила голову, – что я бедна и у меня нет ничего…

Шомоши довольно долго молчал, а потом заговорил с подкупающей убеждённостью:

– Пани Беата, я гранычар и не имею особых богатств, но я обещаю вам… У нас будет всё! А для того, чтобы вы поверили мне окончательно, в знак своей верности и любви я дарю вам это королевское ожерелье….

Беата неожиданно увидела в руках у Шомоши женское украшение, так и игравшее искристыми отблесками драгоценных камней, счастливо всхлипнула, сама того не замечая взялась рукой за локоть Ференца и прижалась лицом к плечу рыцаря…

Штурмбаннфюрер СС Вернер Минхель в полном восторге бегал по комнате. В руках он держал целую пачку документов и время от времени тряс ими в воздухе, обращаясь к Гашке и беспрестанно повторяя:

– Ты смотри, что получилось!.. Ты ж посмотри…

Гашке надоело, что ему почти в нос тычут какие-то бумаги, и он возмутился:

– Говори толком, что такое интересное ты узнал?

– А ты не забыл, что я тебе говорил о родовой памяти? – Вернер наконец-то прекратил беготню и плюхнулся в удобное кожаное кресло.

Стоит заметить, что последнее время, занимаясь одним делом, старые друзья виделись почти ежедневно, причём каждый раз Теодор шёл к Вернеру, а не наоборот. И происходило это так не потому, что у Минхеля была вполне приличная квартира в центре, а от того, что такая встреча давала возможность Гашке в очередной раз прогуляться городом, чтобы лишний раз убедиться в своей значимости.

Вот и сегодня, едва зайдя в комнату и увидев Вернера в таком возбуждённом состоянии. Гашке сначала решил, что произошло что-то неприятное, но, разглядев пожелтевшие бумаги, которые держал Вернер, он понял: дело в другом. Предчувствие не подвело, и как только Гашке уселся в кресло напротив хозяина и вопросительно глянул на Вернера, тот заговорил намного спокойнее:

– Смотри, Теодор! В твоём документе упоминался какой-то Ганс Минхель. Я тоже Минхель, только Вернер. И вот почему-то мне показалось, что тут есть родственная связь. По крайней мере, такое ощущение у меня сразу возникло…

– Ну, могло быть и то, что ты просто себя в этом убедил, – усмехнулся Гашке. – Разве других Минхелей нет?

– Нет, всё равно я уверен, – со странным упрямством отозвался Вернер. – Я это и впрямь ощущаю! И ты, Теодор, не смейся. Вот есть такой учёный, Карл Вилигут. Он утверждает, что у людей есть так называемая родовая память. Она означает, что мы при определённых обстоятельствах можем вспомнить не только происходившее с нами лично, а и то, что случалось с кем-то из наших предков…

– Не знаю, не знаю… – Гашке замолчал и, немного подумав, нашёл ответ, так сказать, в историческом смысле. – Если уверен, то проверяй… Ищи документы, может, что и сохранилось…

– А ты не забыл, где твой Минхель жил?

Походило на то, что Вернера таки здорово зацепило это предположение, потому Гашке ответил без задержки:

– Между прочим, не где-нибудь, а в Нюрнберге…

– Ты смотри… В Нюрнберге… – вслед за Гашке задумчиво повторил Минхель. – Это-то меня и поразило. Сейчас ты мне в который раз говоришь: ищи документы. Вот я и искал. Только в отличие от тех сведений и бумагах, за которыми мы сейчас охотимся вместе, я начал свой собственный поиск. И вот, смотри!..

Вернер привстал, выложил на небольшой столик, стоявший у кресла Гашке, бывшую у него в руках пачку документов и с видом победителя откинулся на мягкую спинку. Теодор без особого интереса начал перебирать бумаги. Но, когда он уже пересмотрел почти всё и дошёл до последних листков, то, отложив общую пачку в сторону, начал тщательно раскладывать на столе оставшиеся документы.

– Что именно тебя там заинтересовало? – спросил Вернер, заметив повышенное внимание Гашке к этим бумагам.

– Пока что то, как ты всё это раздобыл… – углублённый в чтение ответил Гашке, но Вернер был горд своим успехом и похвалился:

– Тебе же известно, какое значение у нас придают чистоте расы! Потому и на такие запросы отвечают быстро. Что же касается меня, то я очень доволен. По крайней мере, я теперь имею возможность поимённо назвать всех своих родичей за целых пятьсот лет!