Николай Дмитриев - Рубин из короны Витовта

Двери конторы хлопнули, и Соломон, который как раз просматривал счета, поднял голову. К его удивлению в помещение уверенным шагом вошёл человек в простой, почти селянской одежде.

– Чего тебе? – подозрительно глянув на вошедшего, небрежно кинул Барух и только потом заметил на боку вошедшего рукоять.

Что это за оружие, или короткий меч, или ловко спрятанный грозный фальшион [15], понять было трудно, так как ножны на две трети укрывались в складках штанов. У Соломона мелькнула мысль, что к нему ворвался грабитель, и он, с перепугу сорвавшись с места, неловко шлёпнулся на пол, зацепив ногой бронзовый канделябр.

Мгновенно вскочив, Барух метнулся к выходу, но это ему не удалось, так как неизвестный загородил дверь и, откровенно издеваясь, приказал:

– Садись и не дёргайся.

Соломон, не сводя глаз с устрашающей рукояти, покорно попятился и, натолкнувшись на придвинутый к стене стул, наощупь сел. Неизвестный подождал, пока приказ будет выполнен, и всё так же издевательски спросил:

– Это мне правду сказали, что ты самый богатый меняла в городе?

Казалось, предположение Баруха начало осуществляться. От страха у Соломона отнялся язык, и он бестолково забормотал:

– Я, да… Я, нет…

– Так, вижу деньги у тебя и вправду есть…

Незнакомец вдруг приветливо улыбнулся и, видимо давая Баруху время опомниться, не взялся за рукоять, а сунул руку под одежду. Пока он там что-то выискивал, Соломон помалу пришёл в себя и, сообразив, что пока никто ни убивать ни грабить его не собирается, дрожащим голосом спросил:

– Простите, мне кажется, вы что-то хотели?..

– Так. Хотел.

Незнакомец подошёл ближе и неожиданно выложил на стол пурпурный камень, который сразу заиграл искристыми отблесками. Какое-то время Соломон зачарованно следил за игрой света на гранях, потом осторожно протянул руку и, поднеся камень почти к самому носу, принялся его внимательно рассматривать. Больше того, Барух достал из стоявшего на столе ящичка линзу и начал скрупулёзно изучать через увеличительное стекло каждую грань.

Окончательно убедившись, что держит в руке немалую ценность, Соломон подозрительно покосился на необычного посетителя и в конце концов отважился спросить:

– А вы… ваша честь, кто?

– Я?.. – Человек гордо усмехнулся. – Я шляхтич Франтишек Гайда. А тот камень, моя военная добыча.

Услыхав чешское имя и намёк на боевые стычки, Барух снова перепугался, однако на этот раз жадность победила, и он, как бы между прочим, поинтересовался:

– А что пан шляхтич хочет?

– Думаю, любой меняла хотел бы заиметь такой камешек, – усмехнулся Гайда и демонстративно взялся за рукоять.

Вот теперь всё встало на свои места и, ощутив некую уверенность, Соломон Барух скептически поджал губы.

– Ну что сказать пану… Вообще-то я мог бы его приобрести… Только вот цена… Кстати, а сколько пан за него хочет?

– Много хочу, – решительно заявил Гайда.

– Ну много, так много… – с самым безразличным видом согласился Соломон и начал доставать из стоявшего рядом со стулом сундучка большие серебряные талеры.

Искоса наблюдая за поведением шляхтича, Соломон выложил на стол десятка три монет, но потом, заметив насмешливую ухмылку шляхтича, добавил ещё пяток и нарочито вздохнул.

– Э, нет, – фыркнул шляхтич, и в его голосе прозвучала насмешка. – Я человек слабый. Мне цену украшения в талерах не поднять. Они, сам видишь, серебряные, тяжёлые…

– Но это хорошая цена! – честно округлил глаза Соломон.

– Ну ты… Меняла паршивый! – неожиданно грозно рявкнул на Баруха Гайда. – Ты из меня дурака не делай. Камень этот украшал тюрбан самого турецкого паши, которого я зарубил в честном поединке! И это, можешь мне поверить, было главным украшением его наряда. А он был дорогущий! Так что, плати золотом.

– Как золотом? – растерялся Барух, который никак не ожидал такого от простоватого на вид шляхтича, но всё равно попробовал настоять на своём. – Я говорю правду, моя цена хорошая…

– Хорошая, значит? – Гайда резким движением забрал со стола камень и чётко, со значением, заявил: – Или ты, паршивый меняла, даёшь мне настоящую цену в цехинах [16], или, чёрт бы тебя побрал, я сам еду в Нюрнберг!

Сразу сообразив, что шляхтич вовсе не шутит, Соломон, который уже давно прикинул настоящую цену камня, теперь испугался, что может упустить такой случай, снова полез в сундук, поспешно вытянул оттуда тугой кожаный мешочек и послушно стал доставать из него золотые монеты…

Бывший вертопрах отчаюга-студиозус Иоганн Эгер солидности ради сменил собственное имя на Гебер. Теперь он стал настоящим алхимиком и жил на Златой улочке в Праге, сняв там под лабораторию и жильё каменный полуподвал, причём большую часть этого тесного помещения занимал кирпичный очаг, над которым висел широкий вытяжной раструб.

Под стеной громоздился шкаф с полками, заставленными всякими склянками, ретортами, горшочками и бутылями. Немного в стороне приткнулся дубовый стол с бумагами и светильником, а рядом на стенку Гебер повесил нарисованный на доске знак мышьяка в виде закрученной спиралью змеи. На оставшемся пространстве теснились рукомойник и убогая лежанка с придвинутым к ней грубоватым стулом.

Зато рядом с очагом стояли небольшой мех, массивная ступка, из которой торчал тяжёлый пест, подставка с весами, чашки которых чуть колебались от гулявшего по подвалу сквозняка. Центр маленького рабочего столика занимала глиняная миска с каким-то тщательно растёртым веществом, а сам алхимик неотрывно следил за внушительных размеров ретортой, гревшейся на огне, где уже что-то, переливаясь разными цветами, булькало и парило.

Одет Гебер был подстать своей берлоге. Алхимик кутался в халат, на отворотах которого красовались тайные знаки, его голову прикрывал остроконечный колпак с нарисованными звёздами и полумесяцем, а бледное лицо украшали усы и бородка – несколько коротковатые, поскольку Гебер то и дело наклонялся к огню и иначе подпалил бы волосы.

Время от времени Гебер кидал в реторту с кипящим варевом ту или иную добавку и, подождав, пока она с бульканьем растворится, заглядывал в большую развёрнутую тетрадь, лежавшую рядом с миской, и, словно соревнуясь с гудением пламени, начинал читать вслух:

– «Если Марс в своём блестящем одеянии кинется в объятия Венеры, которая растаяла от горючих слёз, он неминуемо покраснеет…» – А прочитав, бормотал ещё от себя: – Следовательно, блестящее железо, погружённое в раствор медной соли, добытой растворением металла в кислоте, неминуемо покроется слоем красной меди…

Несколько раз повторив рецепт, алхимик склонился над ретортой, внимательно присматриваясь к цвету содержимого, но неожиданный стук в дверь заставил его вздрогнуть. Гебер повернулся и, не понимая, кого это принесло в такой поздний час, пожал плечами. Однако стук повторился, и тогда Гебер. подойдя к двери, спросил через щель: