Габриель Ферри - Обитатель лесов

Ответа на зов не было. Только буря с еще большей силой бушевала и завывала в ветвях сосен, возвышающихся на площадке.

В то время, как Фабиан внимательным взором следил за малейшими движениями своих товарищей, индеец, который должен был служить для привлечения огня осажденных, очень осторожно шмыгнул вдоль изгороди Золотоносной долины.

То был Степной Вздох.

Наставления, полученные им от Метиса, были весьма щекотливого свойства. Так как можно было ожидать, что охотники уже возымели подозрение по поводу хитрости, которая перед тем так хорошо удалась индейцам, Степной Вздох получил приказание делать вид, будто он удваивает осторожность в стремлении добраться до подножия пирамиды. Тем не менее индейцу было запрещено переходить известную черту дороги, где он мог оставаться под защитой деревьев; ему предписано было остановиться в том месте, где карабин третьего охотника мог его достать только в том случае, если бы он высунул из бойницы руку или голову.

Метис уже с некоторым беспокойством пересчитывал своих убитых.

Не считая Барайи и еще трех индейцев, которых охотники закололи в их ямах, из числа одиннадцати воинов, пришедших с Метисом, последний лишился шести человек. Он надеялся, что по крайней мере Степной Вздох будет последним и его смерть будет дорого стоить врагу. Между тем Метис нимало не подозревал, что только один из осажденных остался на вершине холма, зная очень хорошо, что никто не будет столь неблагоразумен, чтобы подвергаться огню своих врагов.

Степной Вздох был вне себя от удивления, что столько времени оставался цел и невредим на том месте, где двое его предшественников обрели смерть. Он дошел до указанной ему черты и остановился.

Мрачные тучи на небе затемняли свет, однако постоянно внимательные глаза индейца различали даже самые мелкие трещины скал совершенно ясно, и ему нетрудно было разглядеть, что его движения не караулило ничье ружье, как это было накануне. Причина тому была весьма проста: Фабиан, отвлеченный заботой о друзьях, нимало не подозревал о присутствии Степного Вздоха. Индеец же приписывал царившую тишину и бездействие врага какой-нибудь хитрости, которую не мог еще разгадать. Тем не менее он каждую минуту ожидал смерти и подвоха. Таким образом несчастному индейцу пришлось провести мучительных полчаса.

Вверху над ним все еще было по-прежнему тихо, хотя он успел уже достигнуть подножия пирамиды. Ободренный такой неожиданной удачей, индеец вообразил, что ему удастся вырвать из рук неприятелей последнее оружие, не поплатившись за это жизнью. Он уже заранее распрощался с жизнью и успокаивал себя мыслью, что его участь ни в коем случае не может быть хуже той, какая ему предназначена. Он знал, что глаза обоих предводителей следили за всеми его движениями, и потому, остановясь на одно мгновение, подал знак обоим бандитам, скрывавшимся за наваленными буйволовыми кожами, а вслед затем начал медленно взбираться на скалу, удивленный бездеятельностью врага, как и оба его предводителя.

Степной Вздох поднялся с такой осторожностью и легкостью, что ни один упавший камешек не выдал его приближения. Взобравшись на высоту, откуда он мог прыжком достигнуть головной площадки, индеец остановился и прислушался. Ни слова, ни шороха не доходило до его слуха. Тогда он подтянулся и бросил взгляд через один из камней, защищавших осажденных. То было мгновение, когда Фабиан., лежа на пирамиде, следил за всеми движениями обоих спутников в камышах.

Прежде чем Фабиан мог заметить ползшего к нему индейца, последний успел бы раздробить ему голову, но, к счастью юноши, Черная Птица велел захватить охотников живыми, Поэтому апах и не пытался убить Фабиана, а пополз к нему с намерением лишь обезоружить, В эту минут Фабиан обернулся. Преодолев готовый было вырваться из груди невольный крик, чтобы не выдать отсутствия товарищей и не отрезать им путь к отступлению, он молча обхватил руками индейца. Завязалась ожесточенная борьба. Два раза тесно сцепившиеся противники перекатывались с одного края площадки на другой; в пылу схватки курок карабина сорвался от сильного толчка, и раздался выстрел, не причинивший вреда никому из боровшихся. То был выстрел, слышанный обоими охотниками в то время, как они должны были выдержать, бой с индейцами на равнине. Наконец Фабиану, который был сильнее индейца, удалось взять верх и придавить врага, Выхватив длинный нож, юноша всадил его в грудь индейца по самую рукоятку, К несчастью, во время борьбы противники скатились к краю площадки. Под ними бушевала бездна, сырая пыль водопада, низвергавшегося вниз, смешивалась с их дыханием.

Последние усилия умиравшего индейца были направлены к тому, чтобы увлечь Фабиана с собой в пропасть, и последний напрасно; старался освободиться из объятий краснокожего воина. Были минуты, когда юноша чувствовал, как его ослабевшие мускулы отказывались повиноваться, но жажда жизни пробудила его силы. Фабиан, индеец и карабин все вместе покатились почти по отвесному склону пирамиды. Оба врага, не выпуская друг друга из объятий, упали на дно ущелья. Фабиан чувствовал, как рука индейца, обессиленная смертью, безжизненно соскользнула с его горла. Но его голова ударилась об угол одного из камней, и он лишился сознания.

Прошло несколько долгих, весьма долгих минут. Розбуа, не получив на свои отчаянные клики другого ответа, кроме завывания ветра в ветвях сосен, наконец добрался до верхушки пирамиды. Страх исказил лицо старого охотника. Когда его фигура появилась на площадке, когда его глаза заметили еще на свежей могиле дона Антонио глубокие следы ожесточенной борьбы, когда он увидел, что каменная ограда разрушена, из груди его вырвался ужасный крик. Фабиана не было на площадке.

В это время буря со страшной силой разразилась. Оглушительные раскаты грома следовали один за другим. Заполошно и часто сверкали ослепительные молнии. Черные тучи скоро разразились таким ливнем, что казалось, будто все небесные шлюзы раскрылись разом.

Розбуа продолжал звать громким голосом и обшаривать выступы площадки.

— Нагнись, нагнись, Розбуа! — кричал ему Хозе, успевший взобраться на пирамиду.

Канадец не слушал его, несмотря на то что напротив них на утесе появилась, точно какой-то злой дух, отвратительная фигура Метиса.

— Да нагнись ради самого неба! — продолжал повторять Хозе. — Разве тебе надоело жить?

Не подозревая присутствия Метиса, ружье которого было направлено против него, канадец продолжал, согнувшись, искать глазами Фабиана у подошвы пирамиды. Но там не было даже и трупа убитого юношей индейца.

Подняв наконец свою голову, Розбуа в первый раз заметил Метиса. При виде человека, которого он считал виновником всех своих несчастий, старик почувствовал, как в сердце его закипела злоба. Но вместе с тем Розбуа понимал, что судьба Фабиана была в руках Метиса, и потому сдержал свое бешенство.