Саша Суздаль - Евангелие от рыжего кота

Деревня встретила его полуденной пустотой, что его, как разведчика, устраивало. Только огромное здание церкви Успения Пресвятой Богородицы напомнило ему о Марико, и он внимательно оглянулся вокруг, чтобы не встретить отца Кирилла. Платову казалось, что батюшка сразу спросит: «Где моя дочь?» — и от этого Платов снова потерял спокойствие. Кожу на правой ладошке, в которой он держал красное сердце, отчего-то стянуло, и он наклонил голову, чтобы снова взглянуть на находку. Увиденное его ужаснуло – вся ладошка была в крови, словно стеклянное сердце кровоточило. Сердце Платова чуть не выскочило из груди, и он прижался к стене храма, оглядываясь вокруг. Теряя сознание, он выпустил из ладошки опасную улику. Когда он пришёл в себя, никого вокруг не было, а на земле он не заметил никакого сердечка. Со всех сил Платов рванул домой, чтобы забиться где-нибудь в углу. Сосед Мамуко, некстати встретивший Платова, увидел его побелевшее лицо и ехидно промолвил:

— Опять нашкодил, — на что Платов никак не реагировал, а побежал домой. Увидев висящий во дворе рукомойник, он долго мылил свои руки, пока не закончилась вода. Хорошо, что отчима, Гиорги, дома не оказалось, иначе бы снова отодрал ни за что. Сестра Софико, страшная ябеда, только его увидела, тут же сообщила матери, что он пришёл домой. Мать, перебирая бобы в миске, отрешенно сказала:

— Подвяжи виноград, Гиорги наказал.

Она всегда, разговаривая с Платовым об отчиме, называя его не иначе, как Гиорги и никогда – отцом. Его родной отец, Платон Привалов, остался в Перми, но, насколько Платов помнил, всегда его любил, в отличие от матери. Помня имя отца, в школе он назвал себя Платовым, за что дома получил от обозлённого Гиорги ремня. Эта фамилия так и прижилась на улице, в отличие от фамилии матери, которую он носил официально.

Платов поплёлся на длинный виноградник, спускающийся чуть ли не до берегов Мтквари, где теснились ряды разросшегося винограда. Его всегда заставляли работать на винограднике и эта работа, вдали от всех, настраивала Платова на раздумья, в которых он запоминал, каждый обидный жест или слово в отношении себя, чтобы потом, когда вырастет, последовательно и без эмоций отомстить обидчикам. Эмоции непозволительны, для людей с железным характером, которым обладали разведчики, а Платов всегда считал себя одним из них. Рассматривая на экране старого полотнища кадры из фильмов о разведчиках, Платов не слышал треск плёнки на передвижке, а запоминал каждое слово, сказано бесстрашными героями, изучая их стиль поведения. Тень, упавшая на него, заставила обернуться, и он увидел отчима, немного навеселе.

— Сосед Мамука сказал, что ты бегал на берег Мтквари, — произнес грозным голосом Гиорги и спросил: — Ты ничего не видел?

Платов поднял голову и упёрся взглядом в Гиорги, который, не выдержав, дал подзатыльник:

— Я с тобой разговариваю.

Платов опустил голову вниз и пробормотал:

— Я ничего не знаю…

— Марико Кураури упала на берегу и разбилась, — произнёс Гиорги и задумчиво добавил: — Если что знаешь – скажи.

Может быть, экзекуция могла иметь продолжение, но внимание Гиорги привлекли двое мужчин в милицейской форме, синих галифе и хромовых сапогах. Сапоги милиционеров покрывал слой пыли, видимо, они приехали издалека. Один из них, не спрашивая, шагал к ним, что не понравилось отчиму, который собирался одёрнуть незнакомца, но тот его опередил:

— Значит, не знаешь, — приседая перед Платовым, спросил он, словно слышал предыдущие слова. Он заглянул мальчику в глаза и произнёс: — А девочка погибла…

— Я забираю его, — сообщил он, сунув в руки Гиорги какой-то документ. Видимо, документ произвёл впечатление на Гиорги, так как он вытянулся, словно в строю, и только спросил: — Он вернётся?

— Нет! — отрезал милиционер, а Гиорги обрадовался – он давно хотел сплавить пасынка в чужие руки. Платов не очень огорчился, так как не считал деревню Метехи раем на земле, особенно со своим отчимом. Платова повели вдоль улицы, а за углом он увидел газик, в который его усадили на заднее сидение, а сами сели по бокам».

Когда Хутин проснулся, то сразу забыл о том, что ему приснилось, так как закричал от перепуга. Он с огромной скоростью падал на величественную спиральную галактику, развернувшуюся внизу. Впрочем, боялся Хутин напрасно, так как его по-прежнему держали Гаагтунгр и Веельзевул. Оказалось, что не падали, а двигались к одному из рукавов на окраине галактики. Хутин не был силён в астрономии, но полагал, что это родная галактика Млечный путь, а они держат путь в солнечную систему. Когда они приблизились к планете, то Хутин сразу её узнал и обрадовался – чтобы его съесть, нет нужды возвращаться на Землю.

Хутин отчетливо видел Черное и Каспийское море, а они опускались посередине, в долину между грядами гор, где виляла река Мтквари. Грузия вызывала в памяти Хутина не самые лучшие ассоциации, и он предпочёл бы приземлиться в другом месте, но его лишили права выбора, так же, как и свободы. Оставалось узнать, что от него хотят.

Они приземлились недалеко от здания облупившейся церкви. Хутин вздохнул полной грудью воздух Земли, и он показался ему таким необычно резким и густо пахнущим, что голова пошла кругом. Гаагтунгр натянул на себя суконную гимнастёрку с иголочки, и тёмно-синие бриджи, заправленные в хромовые сапоги. Приглядевшись, Хутин определил, что Гаагтунгр одет в довоенную форму капитана НКВД, а его рога прикрывала синяя фуражка с красным околышем. Веельзевул, как подчинённый, натянул на себя форму лейтенанта НКВД. Хутина никто не переодевал и он так и остался в просторной одежде властелина Тартии.

Они блуждали несколько минут, пока не остановились возле одного дома, где какой-то грузин отчитывал какого-то мальчика. Гаагтунгр слушал пару минут их разговор, а потом присел перед мальчиком и спросил:

— Значит, не знаешь?

Мальчик отрицательно замахал головой, а Гаагтунгр шарил в его голове, но мальчик, видимо от страха, закрылся, и демон не смог ничего прочитать в его памяти.

— А девочка погибла… — подытожил Гаагтунгр и поднялся.

— Я забираю его, — сообщил он грузину, сунув ему под нос какой-то документ. Грузин документ не смотрел, а форма Гаагтунгр и Веельзевула его пугала, поэтому он только спросил: — Он вернётся?

— Нет! — отрезал Гаагтунгр, а грузин, отчего-то, обрадовался. Хутин, как лицо постороннее, не стал его расспрашивать о том, что его не касалось. Гаагтунгр и Веельзевул взяли мальчика за руки, и повели его к церкви, туда, где они приземлились. Хутин шёл в стороне, не понимая, зачем этим демонам мальчик, а, тем более, он сам. По дороге, как ни странно, им никто не встретился, словно деревня вымерла.