Сергей Жук - За Уральским Камнем

Они подошли к одинокой рубленой юрте, стоявшей на красивом месте в виду скалы Бурхан. От времени стены покосились, но крыша чудом еще держалась.

— Нельзя беспокоить дух умершего, — остановил нойон братьев от попытки войти в юрту. — Если хотите просить о чем-то эжина, повяжите лоскут с вашей одежды на коновязь, она священна, под ней лежат останки Белого Шамана.

Коновязь оказалась странной формы. Братья сразу и не признали. Завешанная лоскутами разноцветной ткани, кожи, обложенная горками камней, она оказалась православным крестом, а под ним покоились останки русского князя Василия Шорина, головы Обдорского.

Долго стояли братья с обнаженными, поникшими головами, путая слова, долго читали молитву за упокой души родителя своего.

— Господи, Иисусе Христе, Боже наш! Ты сирых хранитель, скорбящих прибежище и плачущих утешитель. Прибегаю к Тебе аз, сирый, стеня и плача, и молюся Тебе: услыши моление мое и не отврати лица Твоего от воздыханий сердца моего и от слез очей моих. Молюся Тебе, милосердный Господи, утоли скорбь мою о разлучении с родителем моим, душу же его, яко отшедшею к Тебе с истинною верою в Тя и твердою надеждою на Твое человеколюбие и милость, прими в Царство Твое Небесное. Преклоняюсь пред Твоею святою волею, и прошу Тя, не отыми от него милости и благосердия Твоего. Вем, Господи, яко Ты, Судия мира сего, грехи и нечестия отцев наказуеши в детях, внуках и правнуках даже до третьяго и четвертаго рода: но и милуеши отцев за молитвы и добродетели чад их, внуков и правнуков. С сокрушением и умилением сердца молю Тя, милостивый Судие, не наказуй вечным наказанием усопшаго незабвеннаго для мене раба Твоего, родителя моего, но отпусти ему вся согрешения его вольная и невольная, словом и делом, ведением и неведением сотворенная им в житии его здеси на земли, и по милосердию и человеколюбию Твоему, молитв ради Пречистая Богородицы и всех святых, помилуй его и вечныя муки избави. Ты, милосердный Отче отцев и чад! Даруй мне, во вся дни жизни моея, до последняго издыхания моего, не преставати памятовати о усопшем родителе моем в молитвах своих, и умоляти Тя, праведнаго Судию, да вчиниши его в месте светле, в месте прохладно и в месте покойне, со всеми святыми, отнюдуже отбеже всяка болезнь, печаль и воздыхание. Милостиве Господи! Приими днесь о рабе Твоем теплую молитву мою сию и воздай ему воздаянием Твоим за труды и попечения воспитания моего в вере и христианском благочестии, яко научившему мя первее всего ведети Тя, своего Господа, в благоговении молитися Тебе, на Тебе Единого уповати в бедах, скорбех и болезнех и хранити Заповеди Твоя; за благопопечение его о моем духовном преуспеянии, за тепле приносимыя им о мне моления пред Тобою и за все дары, им испрошенные мне от Тебе, воздай ему Своею милостию, Своими небесными благами и радостями в вечном Царствии Твоем. Ты ибо еси Бог милостей и щедрот и человеколюбия. Ты покой и радость верных рабов Твоих, и Тебе славу возсылаем со Отцем и Святым Духом, и ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Наложили братья трижды крест на себя, трижды низко склонили головы. Веровали в эти минуты они в Господа единого, веровали и в то, что простит их Господь за все эти ленты шаманские и нравы дикие, веровали в силу Его и справедливость, беря на себя все отцовские прегрешения, вольные и невольные.

За молитвами Петр и Тимофей даже не заметили, с каким интересом наблюдал за ними молодой нойон, что сопровождал их, не заметили, как подошел улусный князь Еренсей в сопровождении своих сайнеров и нойонов.

— Я приветствую своих братьев на священной земле острова Ольхон, колыбели всех братских народов и их веры, — торжественно произнес Еренсей, когда братья закончили молитву.

Фраза, сказанная на чистом русском языке, удивила их. Они оглянулись. Перед ними стояла вся улусная воинская знать. Впереди выделялся одеждой и дорогим оружием молодой князь Еренсей.

— Ты назвал нас братьями! Отчего? — молвил Петр.

— Ваш отец князь Обдорский и мой Когун-мэргэн совершили обряд братания, смешав свою кровь в единую. Теперь мы тоже братья.

— Но откуда тебе ведомо, что князь Обдорский наш отец?

— Это несложно! Тэнгри привели вас сюда! Мне еще не приходилось видеть, чтобы Ольхонские ворота добром пускали пришельцев. Перед смертью отец передал на хранение талисман и лик вашего отца. Теперь я это передаю вам.

В руки Петра и Тимофея перешла иконка и амулет. Амулет представлял собой бронзовый диск с изображением неведомых магических знаков, а вот иконка оказалась обычным портретом с изображением мужского лика, удивительно схожего с ликом братьев.

Темнело, на противоположном берегу пролива стали загораться один за другим костры. Их многие десятки. Отражаясь в воде, они множились, заливая своим светом весь противоположный берег.

— Солнце клонится к закату, и у всех был трудный день. Для вас приготовлена юрта, и ваши люди ожидают там. Нукеры принесут мясо и рыбу. Надо хорошо отдохнуть. Завтра приглашаю с восходом солнца на военный совет. Он пройдет у скалы Бурхан.

После этих слов братский князь Еренсей торжественно удалился, а братья скоро оказались в настоящей из овчинного войлока юрте, которую оценили по достоинству за мягкое тепло и уют. Для друзей этот вечер был сытным, ночь тихой, а сон крепок.

Июль 1631 года. Раннее утро. Остров Ольхон. Хужирские улусы.

Здесь солнце встает из-за горного хребта, что вытянулся вдоль восточного побережья острова со стороны Байкала. Осветив ясным, летним утром верхушки гор, что по другую сторону Малого моря, солнце начинает свой ежедневный марафон. Солнечный диск, все более выползая из-за гор, сначала заливает светом противоположный берег, что в нескольких верстах от острова, и в ясную погоду хорошо просматривается. Затем — Малое море, скалу Бурхан, степную, западную полосу, а в конце — лесную часть острова, что раскинулась в тени горного хребта.

По обширной островной степи беззаботно и без всякого присмотра бродят многочисленные отары овец, табуны коней и тучные стада буйволов. Врагов у них на острове нет. Медведи не водятся уже давно, а волки лишь изредка по льду проникают на остров. Зимним промыслом соболя здесь занимаются многие, и выследить волка дело всегда почетное, а волчья шкура — трофей редкий и потому ценный.

Хоронясь от мира за водной стихией Байкала, отгородившись горными хребтами побережья, Ольхонские браты жили в довольстве и безопасности, сами порой, из удали, совершая набеги, подобно древним викингам, на прибрежные племена тунгусов.

Но нет ничего вечного, все до поры, и она пришла. Неведомый народ саха, когда-то пришлый на реку Лену, теперь подступает к побережью Байкала с севера, грозя Ольхонским братам разорением и смертью.