Сергей Жук - За Уральским Камнем

— Дорогая! Как ты себя чувствуешь? Мы, по всему, напугали тебя своими разговорами. Иди в опочивальню, отдохни, — произнес Шорин.

Княжна Анна согласно кивнула головой и удалилась в покои. Не раздеваясь, упала на кровать и вдруг неожиданно для себя заплакала. То ли от жалости к себе, то ли от злости на весь белый свет? Она даже сама не поняла причину своих слез. Слегка удивившись этой слабости, она прогнала грусть-печаль прочь и спокойно стала обдумывать план дальнейших действий.

Оставшись наедине с князем Шориным, Строганов вдруг замолчал, что-то обдумывая, а затем неожиданно и горячо произнес:

— Послушай меня, князь. Под польского царевича идти негоже. Конец вере православной придет. Я, княже, могу целому войску справу дать. Кликнем поморцев, новгородских ушкуйников, казаков можно, да и холопов у меня немало. Ты, княже, человек родовитый, возглавишь войско. Пока на Москве лихо, создадим свое царство. Городишки сибирские за меня станут. Им деваться некуда. Враз кучумовских царевичей спалят. Славное царство получится — Златокипящее. С Бухарой, Самаркандом торговать будем.

— Эх! Куда тебя понесло, купец! Сразу в цари! Полякам присягать и я не собираюсь, но супротив Москвы никогда не пойду и тебе не советую. Знай, сибирские воеводы крепко за Русь стоят, в московские дела не лезут, но законного царя дождутся, а тебе, если что, махом хребет поломают, — жестко произнес Шорин.

— Что ты, князь! Бог с тобой! У меня такого и на уме не было! — испугался Строганов. — Я это чтобы оборониться, переждать напасть, а царь законный будет, так сразу присягнем!

— Ладно, Прохор Семенович, — уже спокойно произнес Шорин. — Не допустит Господь пропасть люду православному, образумит бояр. А мы пока будем доглядывать за интересами Руси-матушки. Ты у себя в вотчине, а я у себя в Обдоре.

На этом разговор остановился. Князь ушел в отведенную им половину. Прохор Строганов еще долго сидел в гостевой горнице, переживая за свою несдержанность.

— Однако нечистый попутал! Такое князю наговорил. Быстрее бы убирался восвояси. Я уж как-нибудь сам тут разберусь, кто за кого. Наше дело купеческое. В первый черед — свой интерес блюсти. А интерес этот, чтобы Русь крепла, тогда и торговать ловчее. Надо послать людишек, сведать, кто ополчение ныне собирает.

На этой мысли купец успокоился и удалился в опочивальню.

Князь Василий Шорин твердо решил вернуться в Обдор и продолжить службу, которую ему поручил царь Василий Шуйский, нынче стриженный в монахи, и которую никто из последующих авантюристов, побывавших на русском престоле, не отменил. Он был немного удивлен, когда княжна Анна горячо поддержала идею возвратиться. Ведь, покидая Коду, Анна чуть ли не уговаривала его всей семьей покинуть Сибирь и готова была ехать куда угодно. Да и сама эта поездка была, по сути, знакомством Анны с родовым имением князей Шориных. Молодая хозяйка планировала осмотреть его и подготовить к переезду всей семьи. Теперь эти планы были забыты, а на уме одно немедленное возвращение. Но князь долго не удивлялся. Он за совместно прожитые годы привык к неудержимому характеру супруги, и ее импульсивные, противоположные изменения в желаниях, поведении уже не удивляли, как раньше. И надо сказать, что этим Анна пленяла его еще больше. Она всегда была нова, неожиданна, на лице всегда страсть: то ненависть, то восторг, то грусть, то любовь. Он никогда не скучал рядом с ней, всегда восторгался ее красотой и бесконечно любил. Да и княжна отвечала ему любовью. Несмотря на бушующие в ее душе страсти, амбиции, там всегда находилось место для любви к Шорину и сыновьям, рожденным этой любовью. Но безумные планы, как морские волны, захлестывали эту любовь и покрывали пеной. В этот миг она становилась правнучкой Амира Тимура, жаждущей власти, и фанатичной жрицей бога Рачи, владеющей душами сибирских народов. А когда волна откатывалась обратно, женское начало брало свое, любовь овладевала каждой ее частичкой, и в мыслях было только любить и сохранить семью. Она страдала безмерно, ее любовь не грела ласково любимых, а обжигала их смертельно. Такова была Анна.

Супруги Шорины ожидали, когда спадет вода в весенних реках, чтобы спокойно отправиться в обратный путь. А пока занимались праздными делами. Князь Шорин стал частенько посещать церковь, где с упоением слушал пение церковного хора.

Историческая справка.Необходимо особо отметить направление русской средневековой музыки, получившее название Усольского мастеропения. В строгановском Благовещенском соборе сложился центр Усольского мастеропения. Знаменитые мастера певчего дела: Стефан Голыш, Иван Лукошков, Фаддей Суботин, в разные годы служили в главном соборе Сольвычегодска. Строгановы распространили по всей России полифонию в церковно-певческих хорах. Известны две грамоты царя Петра и царевны Софьи Г.Д. Строганову. Первая из них содержит просьбу прислать в Москву четырех лучших вспеваков, вторая сообщает, что певцы прибыли. Слава о сольвычегодских певцах распространилась от Москвы по всей России.

Послушав хор, он направлялся на базарную площадь, затем на пристань. Участвуя в разговорах или просто прислушиваясь к ним, князь с жадностью ловил любую новость о московских делах. А новости, надо сказать, были плохими. Без царя Москва теряла власть над Русью. На ее огромных пространствах властвовало беззаконие. Кто силен, тот и господин. Везде хозяйничали шайки разбойников. Без надежной охраны ни пройти ни проехать. Народ грабили и свои, и чужие. Степняки совершали набеги, угоняя полон и скот. Католическая церковь вела польские и шведские войска, разрушая православие.

Анна сидела все больше в хоромах, неожиданно занявшись перепиской. Она делала это открыто, но у князя все равно вызвало легкое беспокойство, и он спросил.

— Кому и что отписываешь, дорогая Аннушка?

— В Самарканд пишу, милый, родственникам. Давно о Тимке и Петруше не сообщала. Да и кое-что из вещей заказать надо. Отсюда, из Сольвычегодска, с бухарскими купцами письмо намного быстрее дойдет.

Шорин заглянул в рукопись. Но там были письмена на древнем перси, а в арабском писании он ничего не смыслил.

— Ты, Аннушка, будь добра не отписывай только про наши российские дрязги. Ни к чему сор из избы выносить, — попросил князь и на этом успокоился.

Анна тем временем, находясь во власти демонических чувств, готовила восстание. Представившись на Сольвычегодском базаре купцам из Самарканда, она без труда по их каналам отправила письма в великую степь для царевичей и в Бухару с просьбой прислать знающих пушкарей.

Письмо царевичам гласило:

«Великому хану Сибири Алею потомку хана Джучи, сына самого потрясателя вселенной, великого Чингисхана, и братьям его, неустрашимым воинам, царевичам Кончувару, Азиму, Чуваку, Алтанаю. Пишет вам княжна Анна, Самаркандская принцесса, потомок Властителя семи созвездий Амира Тимура. Наши великие предки правили миром. Их боевые кони втаптывали в грязь царей Европы и Азии. Нет рек на земле, которые не поили водой их армии. Настал и наш час доказать, что и мы продолжаем их великие дела. Сейчас Русь — наш главный враг. Оставшись без царя, она превращается в прах. Князья и бояре дерутся между собой. Разор и безвластие по всей земле Русской. Я хочу объединить все сибирские народы и летом этого года нанести удар по русским городам. Остальное я не могу доверить бумаге. Детали обсудим при личной встрече. Я возвращаюсь в Коду. На последней заставе перед Верхотурьем буду ждать встречи с тобой».