Юрий Трусов - Падение Хаджибея. Утро Одессы (сборник)

Селим умолк.

– Но турки все равно отняли у вас, татар, Хаджибей, – сказал Кондрат.

– Такова воля Аллаха, – согласился ордынец.

– А ты бы, Селим, хотел побывать на могиле своего брата?

– Это можно сделать только после войны. Я ведь дал клятву воевать с вами, урусы, – с какой-то грустью ответил ордынец.

– Так я помогу тебе освободиться от клятвы, Селим!

– Это невозможно.

– Возможно, – усмехнулся пленник.

Вдруг на лице Кондрата появилось выражение тревоги, и он испуганно посмотрел в ту сторону, где были привязаны лошади. Селим невольно оглянулся. В ту же секунду огромное тело Кондрата распростерлось в прыжке. Ударом кулака в голову Хурделица сбил татарина с ног и навалился на него. Селим попытался было вырваться из объятий Кондрата, но, получив еще один удар в лицо, впал в беспамятство. Через несколько мгновений татарин был связан по рукам и ногам и приторочен к седлу в таком же положении, в каком недавно находился Кондрат. Хурделица забил ему в рот ту же самую тряпицу, что побывала в его собственном горле. Кондрат спрятал за пазуху разорванный пакет с документом, опоясался саблей, проверил кремни пистолетов и отвязал коней.

– Я освободил тебя, Селим, от клятвы! – усмехнулся он, садясь в седло своей лошади.

Только к вечеру Кондрат добрался до Татарбунар, где на холме белели палатки арьергарда армии. Перед тем как въехать в лагерь, Хурделица разрезал ремни, которыми был связан Селим, и вырвал из его рта кляп. Освобожденный ордынец тяжело сполз с лошади и повалился на землю. Кондрат помог пленнику встать на ноги и, когда тот поднялся, сказал:

– Я взял тебя, Селим, в полон и этим освободил от твоей клятвы служить султану. Теперь ты – мой ясырь. Но если ты сейчас поклянешься мне памятью твоего брата, а моего кунака-побратима Озен-башлы никогда не лить кровь нашу, тогда я отпущу тебя на волю.

Селим удивленно посмотрел на Хурделицу. Затем смуглое лицо ордынца стало серым от волнения, и он срывающимся голосом произнес слова клятвы.

– Добре. Верю тебе, – промолвил Кондрат и добавил: – Садись на коня и скачи, куда хочешь. Ты свободен!

Татарин ловко вскочил в седло и с песней, похожей на радостный вой, помчался по степи.

Кондрат же направился своей дорогой. Но когда он подъезжал к лагерю, то услышал позади цокот копыт. Обернувшись, Хурделица увидел ордынца.

– Я с тобой… – задыхаясь, на скаку прокричал Селим. – Джурой твоим буду, как брат мой, – с тобой!..

Кондрат недоуменно поскреб затылок. Для него эта просьба Селима была неожиданной. Взять ордынца к себе в джуры, как тот просил, означало зачислить его на военную службу. Но как на это взглянет начальство? К султанцам теперь дорога татарину заказана, коли он с нами воевать не хочет. Видно по всему – он человек честный. В брата своего пошел и клятву держать верно будет. Раз так, то грех не помочь человеку. Возьму его к себе вроде в денщики, выпрошу на это разрешение. И Хурделица, улыбнувшись, весело вскрикнул:

– Добре! Следуй за мной!

Они поехали вдоль линейки лагеря к шатру начальника арьергарда генерал-аншефа Гудовича. Встречные солдаты и офицеры с любопытством посматривали на странного вида всадников: высокого статного офицера в запыленном гусарском мундире и следовавшего за ним в рваном халате татарина.

Иван Васильевич Гудович сразу принял гонца. Кондрат, как было приказано Меллером-Закомельским, лично вручил Гудовичу донесение. Заметив, что запечатанный секретный пакет уже разорван, Гудович удивленно поднял седые щетинистые брови. И Хурделица подробно рассказал ему о своем дорожном приключении.

Генерал-аншеф с любопытством поглядел на поручика. Руки в свежих ссадинах, лопнувший во многих местах по швам камзол, оборванные обшлага и пуговицы, измятый, рваный ментик – все это было красноречивее его слов.

Выслушав Кондрата, Гудович сказал:

– Молодец, что из плена вырвался!

На нервном морщинистом лице генерала промелькнула улыбка.

И этого было достаточно, чтобы Хурделица, облегченно вздохнув, попросил:

– Дозвольте, ваше сиятельство, пленника моего в денщики определить.

Иван Васильевич от души рассмеялся:

– Ишь чего захотел! Взял басурмана в плен – да прямо в денщики. Ты мне так соглядатая турецкого в армию приведешь.

– Ваше сиятельство, да он же брат побратима моего – Озен-башлы, кунака, что еще в Хаджибее за нас в бою голову сложил, – взмолился Кондрат.

– Ох и прост же ты, милостивый государь! Смотри, с ордынцами погаными брататься вздумал! Ведь ты же теперь офицер, к дворянской чести приобщенный, а блюсти – то эту честь не умеешь, – уже с сердцем сказал Иван Васильевич. Но, глянув на расстроенное лицо Хурделицы смягчился. – Беда мне с тобой! А ну-ка, веди сюда своего татарина. Гляну, каков он…

Кондрат бросился за Селимом и быстро возвратился с ним в шатер генерал-аншефа. Татарин увидел перед собой пожилого человека, одетого в расшитый золотом мундир, и сразу понял, что перед ним главный русский «паша», который сейчас решит его судьбу. Селим опустился перед ним на колени и согнулся в поклоне так, что коснулся лбом земляного пола. Сделал это ордынец не из страха: таков был турецкий обычай приветствовать высшее начальство.

– Встань, – поморщился генерал-аншеф, но Селим не понял и поднялся на ноги только по знаку Кондрата.

Красивое лицо ордынца, его смелый открытый взгляд понравились Гудовичу.

– На лазутчика никак не похож, – усмехнулся он. – Что ж, пожалуй, я возьму его к себе. Татары – люди услужливые, аккуратные. Что ты на это скажешь? – обратился он к Хурделице.

– Ваше сиятельство! – воскликнул Кондрат. – Ведь я обещал Селимке, что он со мной будет. Оставьте его при мне!

Просьба Хурделицы привела в веселое настроение Гудовича, и он расхохотался.

– Ох и потеха с тобой! Я вижу, что ты к басурману успел привязаться. Пусть по-твоему будет. Бери его в денщики. Только помни: за него – твоя голова в ответе.

Хурделица, решив, что разговор закончен, хотел было уже выйти из шатра, но Иван Васильевич жестом руки остановил его.

– Надо спешить в Килию, чтобы к штурму поспеть. Ты дорогу туда знаешь – тебе повелеваю и вести нас. Понял? Так вот – даю тебе час на сон и еду. А экипировкой твоей да басурманом этим мой интендант займется. Уж очень-то вы оба одеждой поиздержались.

Через час Хурделица в тщательно вычищенном и отглаженном, словно новом, мундире, побритый, в завитом напудренном парике выехал из лагеря во главе отряда разведчиков-гусар. Позади трусил на своем татарском коньке Селим.

За ними из лагеря потянулись походные колонны пехоты и артиллерии, составлявших главное ядро арьергарда.