Юрий Торубаров - Тайна могильного креста

Подтащили штурмовые лестницы. Их железные клыки с треском вонзались в бревна. Некоторые козельцам удавалось оттолкнуть, но им на смену тут же появлялись новые. Вот уже вся стена оказалась облеплена ими, а снизу лучники продолжала свой губительный обстрел.

Начало светать. Земля вновь огласилась свирепым кличем: враги пошли на приступ. Под прикрытием щитов, в мохнатых шапках с нашитыми поверх пластинами, оскалив зубы, лезли они, обезумев от предстоящей схватки, сжав в руках копья. Но русские в крепких кольчугах смело выходили из-за укреплений, тесня прорвавшихся копейщиков. Редко кому удавалось добраться до верха, подножье стены было усыпано телами татар, а они все лезли и лезли. В минуты затишья козельские женщины перевязывали раненых, бережно разводили по жилищам, где забота и внимание помогут быстрее встать на ноги.

Так прошли первые сутки. К ночи напор татарских штурмовых отрядов уменьшился. Можно было немного расслабиться, и Сеча вдруг ощутил страшную усталость. Передав дежурство сотскому Трувору, он отправился немного поспать.

Глубокой ночью сотский заметил в поле какое-то движение. Чтобы разглядеть получше, приказал привязать к стрелам несколько лент от татарских стрел, которыми те пытались поджечь город. Дружинники враз выстрелили — и пламя осветило огромное количество татар, тащивших по направлению к воротам какой-то тяжелый механизм.

— Будут взламывать ворота, — пояснил, подходя, Аскольд. — Надо отца будить.

Это была реальная угроза прорыва. Сеча долго хмурился, вглядываясь в темноту через узкую бойницу, потом выпрямился и сказал тихо:

— Придется выходить.

Аскольд словно ждал этого решения.

— Дозволь тогда мне, — спокойно, словно речь шла о простой прогулке, сказал он.

— И мне, — Трувор встал рядом с юношей.

Воевода оглядел обоих.

— Ты, Трувор, будешь на своем месте. Насмерть стоять, если придется, — отчеканил он. — Аскольд, подбери себе людей.

Добровольцев нашлось хоть отбавляй. Решили, что Трувор с отрядом сделает вид, что собирается атаковать врага со стены, воспользовавшись его же лестницами, нажмет покрепче. Татары побегут, находящиеся рядом вынуждены будут прийти к ним на помощь. Тогда и откроют ворота. Головной отряд поведет Аскольд, под прикрытием двух других отрядов по тридцать человек. Надо будет успеть уничтожить машину и мост через Другузну.

Порок разобрали быстро: при свете факелов сняли колеса, оси. Остов Аскольд приказал оставить на дороге, как помеху самим же татарам. С легкостью прогнав попытавшийся было атаковать отряд татар, кинулся к мосту. Несколько человек уже выворачивали мечами доски, бросали их в реку. Вода подхватывала добычу и уносила в темноту. Один воин, сняв доспехи и прыгнув в реку, обвязывал сваи веревкой. Пара рывков — и моста как не бывало. Разбираться, все ли на месте, было уже некогда: в воздухе запели татарские стрелы.

— Уходим! — скомандовал Аскольд.

Уже в городе выяснилось, что отряд потерял двух человек.

Менгу-хан крепко спал. Его подняла весть о дерзком нападении урусов. Как ошпаренный, он бросился к выходу. Яростно нахлестывая коня, доскакал до реки. По-кошачьи зоркие глаза разглядели в темноте толпу отступающих воинов. Хан стиснул зубы и, издав бешеный вопль, рубанул первого поравнявшегося с ним воина, бегущего с поля боя. Узнав его рев, отступающие заколебались. Они осаживали и разворачивали коней. Вскоре подошли свежие силы — и татары вновь пошли в атаку.

Огромной неприятностью была для Менгу потеря единственного порока — с ним ушла надежда на быстрое взятие города. Хан долго не мог успокоиться. Никто не решался подойти к нему.

Но гнев, как и радость, не могут длиться вечно. Поостыв, Менгу велел собрать курултай. Увидев на лице Гуюка торжествующее выражение, он снова было вспыхнул, но сдержался — внутренняя ссора могла погубить дело.

— Урусы торжествуют победу. Надо штурмовать сегодня же утром! — предложил он. Глаза его горели, рука крепко сжимала рукоять сабли.

Гуюк возразил:

— После ночного поражения воины не готовы идти на решительный штурм. Я и сам не поведу их — не хочу испытать горечь поражения.

— Ты просто трус! — Менгу повернулся к своим, ища поддержки, но советники угрюмо молчали. Гуюк-хан угрожающе поднялся, сверля Менгу узкими глазками.

— Успокойтесь, досточтимые ханы! — выступил меж ними темник, похожий на Субудая. Он поклонился каждому хану и не торопясь продолжил: — Обороной города руководит опытный, знающий человек. Город хорошо подготовился, взять его непросто. Надо уходить на юг. — Он обвел присутствующих подслеповатыми глазками.

— Но там глубокий ров, — возразил Гуюк.

— Рвы можно зарыть, так же как и выкопать. А здесь крутые склоны и река не дают нам развернуться. Мы хотели дешевой ценой взять город. Но осада показала, что мы просчитались. Я думаю, лучший выход — оставить город.

Горячий Гуюк-хан возмущенно вскочил.

— Я преклоняюсь перед твоими сединами, но последовать твоему совету не могу. Подумай, что говоришь! Уйти, оставить этот городишко! Да что подумают о нас враги! Что мы совсем обессилели, раз не можем справиться с этим огрызком.

Темник поглядел на хана, застывшего в ожидании ответа, поглубже спрятал под себя ноги и отпил из пиалы кумыс.

— Урусы видели свое слабое место, поэтому и пытались его укрепить. И им на руку, что мы стоим здесь, как глупые бараны, пытаясь сломить их. Надо идти к Батыю и просить помощи. Нужны пороки — без них города не видать. И наступать надо с юга. — Он поставил пиалу на кошму.

Заговорил Менгу.

— Урусы надеются, что к ним придет помощь. Давайте пошлем им в подарок головы их посланцев. Пусть убедятся, что ждать нечего. Это поубавит их пыл, а мы предложим им сдаться.

Многие поддержали это предложение. Темник уныло покачал головой, глядя, как оба хана согласно улыбаются друг другу.

Татары внезапно прекратили осаду и отошли от стен. Козельцы с удивлением наблюдали за всадником, который, чертыхаясь, переправлялся через стремительные воды Другузны. Не доезжая городских ворот, он размахнулся и швырнул к стене какой-то мешок.

— Урусы! Сдавайтесь! — прокричал он и, развернув коня, поспешно поскакал назад.

Русские спустили на веревке паренька и, когда он подхватил мешок, дружно втянули его обратно. Когда Трувор развязал мешок и вытряхнул его содержимое на землю, собравшимся предстало страшное зрелище — две человеческие головы, черные от запекшейся крови. Дружинники с трудом узнали в них Юшку и Игната.

— Вечная память вам, други, — тихо и скорбно произнес Трувор. — Не видать нам помощи, братцы…

Еще с вечера Сеча заметил на противоположной стороне Жиздры какое-то движение. Татары таскали лес и что-то сооружали.