Станислав Рем - За тихой и темной рекой

Выйдя на Большую, Индуров остановился, чтобы немного прийти в чувство. Бог с ним, что он не будет с артиллеристами. Да, вдалеке от Полины. Но, может, после вчерашнего, это и к лучшему? Пусть девчонка подумает на досуге о нём, пусть вспомнит, скучать начнёт. Сама позовёт… Вот тогда моментом и воспользуемся. Индуров снова закурил: «Сейчас важна иная проблема. Приезжий! Теперь его из поля зрения выпускать никак нельзя. И, ежели столичный выскочка полезет куда не следует, его придётся, как учителя, утопить в Бурхановке. Интересно, тело Сухорукова уже нашли или нет? Слава богу, сообразил не у себя его приголубить, а в доме тайной полюбовницы».

Мимо, поигрывая бёдрами, проплыла довольно привлекательная дама. Индуров хмыкнул. Ох, бабы, бабы…

Да, он поступил правильно. Свезло, что самой Катьки не было дома. Но что-то с ней всё равно делать придётся. На два фронта флиртовать становилось всё труднее и труднее. Полина-то, думает, будто он только от неё с ума сходит. А вот Катька — умная бестия! Пока, слава богу, тешится мыслью, будто он только ради денег заигрывает с Мичуриной. Глупенькая, всё ещё верит, будто он за ради будущего хвостом перед купчихой крутит. Терпит, хотя и ревнует. Но скоро сообразит, что к чему. Опротивела до смерти! А ведь поначалу… Это после уже чувства к Полине всерьёз овладели штабс-капитаном. И ревность, которую он испытывал к Белому, когда Полина за ним каталась по городу, сильно жгла изнутри. Вот и ещё один повод для ликвидации жильца из двести двадцать шестого номера.

Олег Владимирович поднялся по лестнице и прошёл в помещение городской думы. Чиновники суетливо отдавали распоряжения прислуге, куда переносить мебель, какие кабинеты освобождать, а в какие, наоборот, следует всё складывать. Служащие заклеивали крестообразно стёкла бумажными лентами. Ай да Арефьев, сразу видно: у полковника боевой опыт за плечами!

Киселёва Олег Владимирович нашёл в левом крыле здания. Владимир Сергеевич только что осмотрел подвальное помещение, отдал распоряжение укрепить и переоборудовать. На немой вопрос Белого он тут же ответил:

— Устроим здесь временный лазарет. До больницы далеко, а сделать перевязку, остановить кровотечение можно будет и в местных условиях. Что у вас?

— Практически, ничего. Китаец ничего внятного не добавил. Напрасно вчера его мальчишку пристрелили!

— Теперь какая разница. Что будем решать с Китайским переулком?

— Старик сказал странно: «Китайцы будут спать».

— Вот и замечательно, — облегчённо выдохнул Владимир Сергеевич. — Ежели они на своей сходке решили спать, значит, так оно и будет.

— Не понял, — Белый вместе с Киселёвым направился к выходу. — Может, проясните, что сия фраза означает? Или тоже в китайскую молчанку кинетесь?

— Зачем нервничать? — скованно рассмеялся полицмейстер. — У китайцев есть чему поучиться. А «спать» означает, что их совет старейшин принял решение о невмешательстве в происходящие события. На нашей стороне они, естественно, и не собирались выступать. Но и хунхузов не поддержат. По крайней мере, удара в спину мы не получим.

— А если это отвлекающий маневр? Или он мне соврал?

— Нет, охрану мы, конечно, снимать не станем. Но сократим. Если глава старейшин сказал, то так и будет. Он головой отвечает. Вот так-то. Да вы не расстраивайтесь, Олег Владимирович. У нас тут частенько говорят иносказательно. Привыкайте.

Белый взялся за ручку двери, но не успел потянуть — дверь неожиданно распахнулась, а на пороге предстал не кто иной, как штабс-капитан Индуров. Полицмейстер поздоровался с вошедшим и, подхватив Белого под локоть, сопроводил на улицу.

Для Юрия Валентиновича встреча тоже оказалась неожиданной. Он некоторое время смотрел на закрывшуюся дверь, не в силах оторвать взгляд от деревянного лакированного полотна. Правая рука сама собой потянулась к кобуре с револьвером, но только пальцы коснулись шершавой поверхности, как сознание вернулось к офицеру. Юрий Валентинович огляделся и, увидев думского чиновника, кинулся к тому с вопросом, где может быть комендант города полковник Арефьев.

Олег Владимирович, покинув здание думы, поинтересовался у Киселёва:

— Вы просили Арефьева об Индурове?

— Да. Ответил, что выполнит просьбу. Хотя был несказанно удивлён.

— Благодарю вас.

— Не за что. В конце концов, вам самому всё это расхлёбывать.

— Когда его к переправе пошлют?

— Незамедлительно. Как вы и просили.

— Владимир Сергеевич, ваши люди смогут посмотреть за тем, когда штабс-капитан покинет город? И, соответственно, доложить?

— Как скажете… Вам куда?

— Вернусь в гостиницу — надо привести себя в порядок. А вечером собираюсь посетить театр господина Роганова.

— Только и всего? — в голосе полицмейстера прозвучала ирония. — Тут, можно сказать, война, а господин инспектор желает смотреть спектакль. Вам мало того, что сейчас творится на улицах города?

— А что творится? — Белый посмотрел сначала в одну сторону улицы, после в противоположную. — Я, признаться, ничего особенного не наблюдаю. Скажу более. Я боялся, что после артобстрела в Благовещенске начнётся паника. И был крайне удивлён тем обстоятельством, что жители столь спокойно отнеслись к началу военных действий. Такое ощущение, будто они постоянно находились в ожидании войны. Любопытно, не правда ли? Я даже не удивлюсь, если на берегу Амура будут разрываться снаряды, а в кассы театра в тот же час будет ломиться публика. Кстати, Владимир Сергеевич, а почему бы нам с вами сегодня не посетить театр вместе? Часиков этак в семь?

— Но представление начинается в три пополудни.

— А кто сказал, что мы станем смотреть спектакль? Лично я желаю присутствовать в театре не в качестве зрителя, а скорее актёра…

— Вот оно что? Я к вашим услугам.

Белый уже сидел в дрожках, когда Киселёв жестом попросил Олега Владимировича наклониться:

— К сожалению, только поймите правильно, у вас в номере был произведён небольшой обыск, — Киселёв замялся, подбирая слова, чтобы не обидеть гостя.

Белому пришлось прийти на помощь полицмейстеру:

— Не волнуйтесь. Я знаю. Жду вас к семи у театра.

Станислав Валерианович, сидя на бревне, пытался собраться с мыслями. На земле лежала неизменная тетрадь, в которой он «накрапывал», по выражению Белого, «рифмованные фразы». Математик! Приехал, всё перевернул с ног на голову. И ведь прав, будь оно всё неладно. И по поводу поэзии. И по поводу Анны Алексеевны. Так уж устроен мир: мужчины борются за любовь женщины, а она вправе сделать свой выбор. И она сделала.

Станислав Валерианович до мелочей помнил тот майский день, когда ему с утра принесли открытку с поздравлением от Анны Алексеевны. Две странички послания были словно крылья, вознесшие его до небес. Он пулей вылетел из дома, пролётка вмиг доставила к дому губернатора. Служанка проводила в комнату госпожи, которой Рыбкин желал высказать в то дивное утро все-все. Однако спустя несколько минут человек, легко «рифмующий фразы», не смог даже двух слов найти для выражения своих чувств. В комнате Анна Алексеевна спокойно представила Рыбкину своего гостя, поручик даже не запомнил имени молодого человека. Важно было то, что Анна Алексеевна уделяла незнакомцу намного более внимания, из чего Станислав Валерианович сделал вывод, что они знакомы не первый день. И знакомство носит в некоторой степени приватный характер. С того утра жизнь Станислава Валериановича превратилась в кошмар, созданный им самим.