Станислав Рем - За тихой и темной рекой

— Нет, — затряс головой младший следователь. — Как это «не так»?

— Да вот так, — вспылил Киселёв. — Увидишь, что струсил или что ещё — и под арест! Появятся сомнения, присылай человека. Окажет сопротивление — действуй по ситуации.

— То есть убить, да?

— Дурак, я же сказал: по ситуации. А они разные бывают, — Киселёв прошёл к двери и, повернувшись к подчинённому, покачал головой. — Да никому не разболтай про то, о чём с тобой говорили.

— Как же можно-с? А что, — Селезнёв кивнул в сторону стены, — мне следует быть с ними, потому как они могут…

Киселёв приложил палец к губам:

— Могут. Ещё как могут. А потому будь ко всему готов. Ну, с богом!

Глава губернской полиции вышел в коридор и хотел было вернуться к себе, как вдруг увидел в окно, что в тарантас, на котором Индуров с Селезнёвым должны были вскоре отправиться к новому месту службы, грузят небольшие бочонки со смолой. Владимир Сергеевич пальцем поманил к себе Кнутова.

— Это что?

— Смола.

— Сам вижу, что не дерьмо. Зачем?

— Так, Владимир Сергеевич, ежели китайцев не остановим, так хоть высадиться на берег не дадим. Сожжём всё, к чёртовой матери. А берег там крутой. Пусть поползают.

— Одобряю. Молодца!

Владимир Сергеевич, войдя в кабинет, подошёл к Индурову.

— Всё готово к вашему отъезду. Так что, Юрий Валентинович, будем ждать от вас вестей. Конечно, желательно, добрых, — при этих словах Киселёв протянул капитану руку.

Кнутов молча курил на крыльце, изящно держа в руке папироску.

— Анисим Ильич, я что хотел спросить: как теперь с делом убиенного Бубнова? Кому передать-то?

— Селезнёв, тебе что, нечего мне более сказать? — Анисим Ильич развёл руками. — Вот кого видишь, тому и передай.

Младший следователь оглянулся:

— Так никого, кроме вас, нет.

— То-то и оно! Всю управу будто ветром сдуло! А ты дело передать хочешь! Забудь о нём до тех пор, пока всё не закончится.

— Так, Анисим Ильич, свидетели могут пропасть.

— Какие свидетели, Селезнёв? — окурок, выброшенный Кнутовым, точно угодил в специальную урну под крыльцом. — На данном этапе расследования имеются труп и вдова. Да дворник с… Или, — Кнутов пригляделся к подчинённому, — ты что-то нарыл? А, Селезнёв?

— Не знаю. Мне кажется, есть одна зацепка.

Анисим Ильич быстро спустился по ступеням на землю и потащил за собой помощника в сторону от повозки. И вовремя. На крыльце появилась фигура Индурова.

— Так, — зашептал Кнутов. — Говори чётко и быстро. На кого подозрение?

— На служанку… Катьку Иванову.

— Катька… Катька… Что-то не припомню.

— Служанка госпожи Бубновой. Соплячка ещё. Белесенькая такая.

— Нет, не помню. Судима?

— Никак нет.

— Приезжая?

— Урождённая благовещенская.

— Из родственников кто-либо осуждён?

— Был. Отец. За разбой. На поселении. Нигде не работает. Пьёт. Мать померла пять лет тому.

— Возраст?

— Скоро восемнадцать будет. У Бубновых год как в прислугах. Живёт там же. Отца навещает по воскресеньям. И когда отпускают.

— Так, — рука Кнутова вцепилась в пуговицу на кителе младшего следователя. — И почему ты остановился на ней?

— Имеется одна странность. Сегодня утром, когда я её допрашивал, на пальце у неё колечко имелось. Простенькое. Но золотое с бирюзовым камешком.

— Дальше.

— Она про кольцо ничего говорить мне не захотела. Однако по тому, как гладила, разве что не дышала на него, понял: дареное колечко. И недавно. Остальная прислуга его-то увидела дня за два до убийства. А от кого, никто не знает. Говорят, мол, хахаль у неё…

— На то она и девка, чтобы хахали словно тараканы заводились, — оборвал усмешку Селезнёва Кнутов. — И что кольцо тебе покоя не даёт?

— Золото дарить не каждый может. Вот я и заинтересовался, что же за хахаль у Катьки? Обежал все лавки, где у нас золотом торгуют, и выяснил: пять дней тому в лавке Коротаева продали это кольцо одному офицеру. Говорят, скандальный до жути.

— А отчего ты решил, что ему продали именно это кольцо?

— Так приметное оно. Там, где вставлен камушек, рядышком, видимо нечаянно, щербинку на ободке оставили. Очень даже приметная щербинка. Вот по ней-то и вспомнили про того скандального офицера. Из-за этой щербинки продали кольцо почти в половину дешевле.

— Каково звание офицера?

— Не могу знать. Бестолочи попались. Ничего в этих делах не понимают.

— А внешний вид?

— Какой там внешний вид… Обычный красавец с усами.

Кнутов кивнул в сторону Индурова:

— Тоже красавец, с усами. У нас тут каждый второй с усами. И каждый первый — красавец. Хотя информацию ты добыл прелюбопытную. Офицер, который дарит служанке золото, а она сей факт скрывает, заслуживает самого пристального внимания. Ты девку-то не спугнул?

— Да что вы… службу знаем. Анисим Ильич, может, это она из-за кольца Кузьму Бубнова прирезала?

— Ага. Ты свинью хоть раз в жизни резал?

— Нет.

— Попробуй. После я на тебя посмотрю. Нет, Селезнёв, не она убивала Бубнова. А вот тот офицер, или кто он там, вполне мог. Ладно, проверю на досуге твою версию. — Кнутов положил руку на плечо подчинённого. — А ты, Харитон Денисович, береги себя. Особо там не геройствуй.

— Так а нам иначе никак нельзя, — Селезнёв улыбнулся, и Кнутову сделалось не по себе от этой улыбки. В последний раз будто виделись.

Индуров ловко запрыгнул в тарантас, и уже оттуда требовательно кликнул Селезнёва.

Анисим Ильич хлопнул младшего следователя по спине и, не оборачиваясь, устремился к себе на второй этаж…

Индуров с открытой неприязнью поглядывал на попутчика. Будь его воля, заставил бы младшего следователя весь путь, все двадцать вёрст, прошагать следом за телегой. Чтобы тому небо с овчинку показалось. Да не мог так поступить штабс-капитан! Потому как Селезнёв являлся его подчинённым временно и фактически условно. А командовать гражданскими чинами для военного — последнее дело. И до греха недалеко, ежели палку перегнуть. К тому же легко можно себе и недруга заработать. Военные времена лихие, короткие, а следователи постоянные, и с этой братией ссориться на данный момент было никак не с руки.