Джеймс Купер - Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник)

– Теперь, Джудит, – крикнул Зверобой, смеясь и весело поблескивая глазами, – посмотрим, можно ли называть «оленебой» также и «убей орла»!.. Отойди подальше, Змей, и гляди, как я буду целиться, потому что этому следует учиться.

Зверобой несколько раз наводил ружье, а птица тем временем продолжала подниматься все выше и выше. Затем последовали вспышка и выстрел. Свинцовый посланец помчался кверху, и в следующее мгновение птица склонилась набок и начала опускаться вниз, взмахивая то одним, то другим крылом, иногда описывая круги, иногда отчаянно барахтаясь, пока наконец, сделав несколько кругов, не свалилась на нос ковчега. Осмотрев ее тело, обнаружили, что пуля попала между крылом и грудной костью.

– Как необдуманно мы поступили, Чингачгук! – воскликнул Зверобой, когда могиканин поднимал за крылья огромную птицу, угасающий взор которой с отчаянием обращен был на безжалостных врагов. – Какое зло сделал нам этот благородный орел, рассекавший с такою смелостью беспредельное воздушное пространство! И мы убили его для того только, чтобы доказать свою удаль. Дело решенное: сейчас же отправляюсь в ирокезский лагерь, и пусть минги напомнят мне в торжественную минуту, что жизнь дорога для всех. Возьмите, Джудит, назад «оленебой» и передайте его достойнейшему. Мой час пробил!

– Никого нет достойнее вас, Зверобой, – с живостью отвечала Джудит. – Этот карабин по всем правам может принадлежать только вам.

– Если речь идет о моей ловкости, вы, быть может, и правы, девушка, но мы должны не только уметь пользоваться огнестрельным оружием, но и знать, когда можно пускать его в ход. Очевидно, последнему я еще не научился, поэтому возьмите ружье. Вид умирающего и страждущего создания, хотя это только птица, внушает спасительные мысли человеку, который почти уверен, что его последний час наступит до заката солнца. Я бы пожертвовал всеми утехами тщеславия, всеми радостями, которые мне доставляют моя рука и глаз, если бы этот бедный орел мог снова очутиться в гнезде со своими птенцами.

Слушатели были поражены порывом внезапного раскаяния, охватившим охотника, и вдобавок раскаяния в поступке, столь обыкновенном, ибо люди редко задумываются над физическими страданиями беззащитных и беспомощных животных. Делавар понял слова, сказанные его другом, хотя вряд ли мог понять одушевляющие того чувства, он вынул острый нож и поспешил прекратить страдания орла, отрезав ему голову.

– Одним злом меньше, Чингачгук, – продолжал Зверобой, – но не забудь, что у этой птицы остались теперь без пищи птенцы. Если бы честное слово не принуждало меня возвратиться к мингам на верную смерть, я бы непременно отыскал орлиное гнездо, хотя бы привелось для этого целый месяц лазить по деревьям.

– Эти слова делают вам честь, Зверобой, – заметила Хетти, – и я очень рада, что вы раскаиваетесь в бесполезном убийстве.

– Правда ваша, добрая Хетти! Я это особенно чувствую теперь, когда сочтены минуты моей собственной жизни.

Затем молодой охотник вышел из ковчега и молча сел на платформе. Солнце уже поднималось к зениту, и это обстоятельство заставило его подумать о приготовлениях к отъезду. Заметив намерение своего друга, могиканин и Уа-та-Уа поспешили приготовить для него лодку.

– Настал час разлуки, – сказал Зверобой, когда все сгруппировались вокруг него, – и я должен оставить моих лучших друзей. Да, дружба не может изменить путей провидения, и, каковы бы ни были наши чувства, мы должны расстаться. Я часто думал, что бывают минуты, когда слова, сказанные нами, остаются в памяти у людей прочнее, чем обычно, и когда данный нами совет запоминается лучше именно потому, что тот, кто говорит, вряд ли сможет заговорить снова. Никто не знает, что может случиться, и, следовательно, когда друзья расстаются с мыслью, что разлука продлится, чего доброго, очень долго, не мешает сказать несколько ласковых слов на прощанье. Я прошу вас всех уйти в ковчег и возвращаться оттуда по очереди, я поговорю с каждым отдельно и, что еще важнее, послушаю, что каждый из вас хочет сказать мне, потому что плох тот советчик, который сам не слушает чужих советов.

Чингачгук и Уа-та-Уа остались на платформе, обе сестры последовали за охотником.

– Хетти может выслушать ваши наставления на берегу, – сказала Джудит торопливо, – я хочу, чтобы она отправилась вместе с вами.

– Будет ли это благоразумно, Джудит?

– Что вы хотите этим сказать, Зверобой?

– Могут произойти такие вещи, которых лучше не видеть молодой девушке. Нет, уж лучше я поеду один, а Хетти останется при вас.

– Не бойтесь за меня, Зверобой, – сказала Хетти. – Ирокезы меня не тронут.

– Я убеждена, Хетти, что тебе действительно нечего бояться, – сказала Джудит, – и вот почему мне хочется, чтоб ты непременно отправилась в ирокезский лагерь с нашим другом. Это не повредит никому, и легко случится, что твое присутствие будет полезно для Зверобоя…

– Пусть будет так, как вы желаете, Джудит, не станем об этом спорить. Ступайте же, Хетти, готовьтесь к отъезду и дожидайтесь меня в лодке.

Оставшись одни, Джудит и Зверобой молчали, пока Хетти совсем не вышла из ковчега. Затем Зверобой заговорил спокойно:

– Не сразу, конечно, забываются слова умирающего друга, Джудит! Я желал бы поговорить с вами с полною откровенностью, как родной ваш брат. Прежде всего я намерен обеспечить ваше спокойствие от ваших врагов. Их у вас два, и они всюду следуют по пятам вашей жизни. Первый враг ваш – красота, иногда опасная для молодой девушки более всякого минга. Берегитесь и будьте внимательны к самой себе, иначе язык низкого льстеца отравит вашу будущность. Времена года сменяются одно другим, природа умирает и вновь оживает, но не суждено возобновляться исчезнувшей красоте.

– Понимаю вас, Зверобой, – отвечала молодая девушка с такою скромностью, которая несколько изумила ее собеседника. – Но вы сказали только об одном враге. Кто же мой другой враг?

– Другой гораздо менее опасен, и, вероятно, будет легко побежден вашим рассудком. Но так как я уже заговорил об этом предмете, то надо мне окончить свою мысль. Первый враг ваш, как я сказал, – ваша необыкновенная красота, вторым врагом является то, что вы сами хорошо понимаете это свое преимущество. Опасность со стороны первого врага значительно будет увеличена, если…

Трудно сказать, как долго продолжал бы в простоте душевной разглагольствовать в том же духе ничего не подозревавший охотник, если бы его слушательница не залилась внезапными слезами, отдавшись чувству, которое прорвалось на волю с тем большей силой, чем упорней она его подавляла. Ее рыдания были так страстны и неудержимы, что Зверобой немного испугался и очень огорчился, увидав, что слова его подействовали гораздо сильнее, чем он ожидал. Даже люди суровые и властные обычно смягчаются, видя внешние признаки печали, но Зверобою с его характером не нужно было таких доказательств сердечного волнения, чтобы искренне пожалеть девушку. Он вскочил как ужаленный, и голос матери, утешающей своего ребенка, вряд ли мог звучать ласковей, чем слова, которыми он выразил свое сожаление в том, что зашел так далеко.