Иван Дроздов - Мать Россия! прости меня, грешного!
- Название:Мать Россия! прости меня, грешного!
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2002
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Иван Дроздов - Мать Россия! прости меня, грешного! краткое содержание
Роман "Мать Россия! прости меня, грешного!" один из двух, объединённых одной темой, романов вышедших в книге под общим названием "Прости меня грешного", о попавших в гибельную яму, и о том, как они из неё выбираются. Драматизм положений, острота столкновений героев и персонажей — все самые характерные черты творчества Ивана Дроздова — появляются здесь с особой остротой.
Мать Россия! прости меня, грешного! - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Так он думал, но другу своему по давней привычке говорил другое:
— Ну, нет, меня уволь. Я поесть люблю. А твоя философия — это, извини, садизм какой-то, самоистязание. Морить себя голодом — всегда, всю жизнь, да зачем же человеку такая жизнь? В средние века казнь египетская была — показывать пищу и не давать до неё дотронуться. Да меня лучше молотком ударь, чем так-то… голодом. Не для того мы на свет божий произведены.
— Для удовольствий, хочешь сказать?
— По крайней мере, не для страданий.
Морозов хотел продолжать разговор, но мелькнувшее на лице Качана минутное раздражение грозило сообщить беседе неприятный тон, — доктор замолчал. Он и раньше знал тщетность подобных бесед с другом, но теперь ещё раз — и, кажется, окончательно — убедился в этом. Видел для Бориса один путь продления жизни: сначала гравитационная операция, а затем новый режим. Но если уж говорить начистоту, операции Морозов и сам побаивался: вдруг пройдёт негладко, инфекцию занесут, осложнение начнётся.
Хирургия крови только зачиналась; операции хоть и производили почти каждый день, и неудачи случались редко, но врачи были в постоянном напряжении, все только и ждали осложнений, особенно инфекций. Нет, уж лучше ему позже сделать операцию. Мы до тех пор отработаем, отладим — больше будет уверенности.
— Тебе нужен кислород. Хорошо бы на даче.
— У нас дача холодная — почти нежилая.
— Живи на моей. У меня газовое отопление, удобства, и — рядом лес, лес без конца, до самого крайнего севера.
Вспомнил соседей Морозова. Справа от его дачи, ближе к лесу, жила хорошенькая девушка. У неё умерла мать, и она осталась с отцом-пьяницей.
— Там у тебя соседка…
— Наталья-то? Жива-здорова. Учится в Тимирязевке на отделении пчеловодства. У неё — пасека. Майским медом угостит. Как же, Наташа помнит тебя. Спрашивала: «Как там поживает задумчивый толстячок?» Ласково этак зовёт: «задумчивый толстячок».
— Да, будешь задумчивый, — неопределённо проговорил Качан, устремляя взгляд в окно, на поток бегущих по шоссе автомобилей. И, продолжая смотреть на улицу, грустно и тихо проговорил:
— Хорошо, Владимир. Я, пожалуй, воспользуюсь твоим приглашением. Поживу с недельку дома, а там позвоню тебе. Только ты меня на инвалидность не оформляй. Не списывай подчистую, не надо. С работы я уволюсь — место чужое заедать не стану, — и так на свободе поживу год-другой. У матери есть деньги — как-нибудь обойдусь без пенсии. А там — снова вернусь к нормальной жизни. Вернусь, вот увидишь.
Качан поднялся, протянул Морозову руку. Взгляд его задержался на папке, лежавшей на столе у доктора. На ней — надпись: «Выдающиеся личности. Образ жизни».
— Что это? Материал к докторской диссертации подбираешь?
— Не совсем так, но понять природу некоторых болезней — помогает.
Морозов подвинул к себе папку, взял её обеими руками. Качан сел, с ревнивой завистью наблюдал он за деятельностью своего друга, особенно за его научной работой. Обострённым чувством предвидел в недалёком будущем завидную карьеру Морозова, верил в его счастливую звезду.
— Ты знаешь, в нашей клинике в основном лечат болез- ни сердца, кровь и сосуды. И вот ведь что любопытно: прежде таких больных было меньше. И в дни тяжких испытаний, к примеру в Ленинграде во время блокады, инфарктов почти не было.
— В чем же дело? Где причина?
— Ритмы века, урбанизация. Длительные беспрерывные психические перегрузки. Беспрерывные — вот что важно. И всё это на фоне обильной еды, спиртных возлияний, никотиновых инъекций — тоже длительных, тоже беспрерывных, и вследствие этого особенно вредных. Организм не знает отдыха, не восстанавливает своих сил — работает на износ.
— А эти… личности? — кивнул на папку Борис. Он испытывал нетерпение посмотреть, какой образ жизни у них, выдающихся…
Наблюдений у меня немного, и записей, но одно несомненно: воздержание во всем, мудрость поведения — характерно для каждого из них.
— Ты у них вроде как бы интервью берёшь?
— Нам важно знать историю болезни. Пациенты охотно о себе рассказывают. А если расположишь к искренней беседе — о других поведают, о тех, с кем встречались, кого знали. Вот тут у меня… — Морозов достал из папки желтую ученическую тетрадь: — Любопытный рассказ записан — о Мальцеве Терентии Семёновиче. Слышал про такого?
— Ещё бы! Знатный земледелец, — кажется, на Урале живёт. Дал бы мне почитать!
Почти вырвал из рук Морозова тетрадь.
— А кто это написал?
— Один журналист. Он у нас лечился, встречался со многими интересными людьми и по моей просьбе сделал несколько очерков. Но пока я тебе дам лишь записки о Мальцеве.
Борис наскоро простился и пошёл к себе в палату. Ему нетерпелось быстрее добраться до койки и приняться за чтение тетради.
Глава третья
Вы, доктор, просите рассказать о Мальцеве, — я бывал у него три-четыре раза по делам газеты, заметил немного и могу лишь поделиться своими краткими впечатлениями. В первый раз отправился к нему весной, когда на полях Южного Урала и Зауралья был в разгаре сев и я по долгу собственного корреспондента «Известий» регулярно рассказывал о нём на страницах газеты. Вечером приехал в Шадринск, остановился на ночь в гостинице. Местные журналисты сказали, что к Мальцеву лучше всего являться утром — очень рано, потому что Терентий Семёнович встаёт до зари и до начала трудового дня прибирается во дворе, перед домом, а уж затем завтракает и уходит в поле. Утверждали, что где бы он ни был — дома или в командировке — он за всю свою жизнь не проспал ни одного рассвета. И когда была жива его супруга, и теперь, когда на второй половине дома живёт его старшая дочь Анна Терентьевна, — Аннушка, как её зовут в деревне, — он нередко, не желая её тревожить, сам себе готовит завтрак: заваривает чай в стаканах, накрытых крышками от кофейных баночек, съедает бутерброд с сыром или два-три пряника, — так же и в обед, — и идёт или едет в поле.
В Мальцево я приехал рано, оставил машину на краю села, пошёл к дому Терентия Семёновича.
Возле калитки увидел женщину; она приветливо взглянула на меня, спросила:
— Вам Терентия Семёновича?
— Да, пожалуйста. Если можно.
Она скрылась за калиткой, и я услышал: «Папа, к тебе пришли».
«Аннушка, — подумал я. — Его секретарша. — И ещё мне пришла мысль: — Вот бы все так секретарши — просто, без церемоний».
Вышел Терентий Семёнович: роста чуть выше среднего, худой, сутуловатый. Приветливо и пытливо смотрит сине-голубыми глазами.
Я представился. Он спросил:
— Вы завтракали?
— Да, только что, — соврал я.
— Хорошо. Если желаете, поедемте со мной в поле. Хотел идти пешком, да раз уж гость… позовём машину.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: