Иван Дроздов - Филимон и Антихрист

У дальней стены — громадный стол с атлантами на тумбах, а за ним полки и на них модели металлургических машин, агрегатов, отдельные детали и слитки, слитки. Мир «Титана», его вчерашний день и день завтрашний!

У Филимонова забита голова расчётами, — где бы ни был, что бы ни делал, а мозг считает, ищет ходы, варианты — работает. Поднял голову — Зяблик стоит. «Начальник!» — мелькнуло в голове. И хотел подняться, место уступить, но вспомнил: «Я же директор!» В такие минуты думал с досадой: «Какой я директор! Голова не тем занята».

Спросил строго:

— Вам чего, Артур Михайлович?

Про себя решил: «Не нужен мне бурановский угодник, другой заместитель будет».

Мысль ясная, сразу же после назначения пришла в голову, но с переменами не торопился. Успеется, незачем горячку пороть, думал Николай. Да и нет пока подходящей замены.

Но что это? Зяблик кинул портфель на край стола, склонился к Филимонову. Дышит в самое ухо, лист бумаги берёт, чертит перед носом директора.

— Вариант первый, Николай Авдеевич. Я был в министерстве, там свои люди, во всем идут навстречу — любая просьба, все заявки — извольте, пожалуйста! Вот варианты.

— Какие варианты?

Зяблик распрямился, обидчиво поджал губы. Левый глаз конвульсивно сощурился, правый тревожно распахнулся — знак сильного нервного возбуждения.

— Николай Авдеевич! — проговорил дрогнувшим от обиды голосом. — Если я вам не нужен, вы так и скажите. Найду место. Министр без дела не оставит. Однако умейте уважать человека, который ради вас же старается. Десятки инстанций, лиц — всех обошёл, квартиру выбивал.

— Благодарю вас, но я не просил.

В голосе директора прозвучала нотка вины, и она не ускользнула от слуха Зяблика, — ему была брошена нить, он ухватился за конец её, продолжал:

— Я ваш заместитель, у меня по институту дел невпроворот, но вы учёный, вам недосуг заниматься бытом. А быт, сами знаете, — квартира, дача. Вам теперь положено.

«Квартира? — думал между тем Филимонов. — Да, да, — разумеется. Я теперь директор, мне по штату, по положению, по каким-нибудь неписаным законам причитается. Я не знаю этих законов, а он знает. Там «свои люди». У него везде "свои люди"».

— Хорошо, хорошо, квартира мне нужна — хватит, помотался за город, но я вас не просил, — продолжал Николай с твёрдостью в голосе.

— У меня, наконец, есть обязанности, — с явной досадой проговорил Зяблик, — и я привык выполнять их без напоминаний. Мне странно слышать от вас нотации. Дело так хорошо устроилось, — вот они, два варианта. Посмотрите, пожалуйста, и я удалюсь. Могу и совсем покинуть институт!

Зяблик подвинул к Филимонову два листа, на них изображались планы квартир. Николай то на первый план взгляд скосит, то на второй. На первом изображались пять комнат, лоджия, просторный, в три метра шириной, коридор. «Зачем мне такая, — подумал Филимонов и почувствовал стыд за одну только возможность занять одному большую квартиру. — Незачем она мне».

Он резко двинул листок в сторону, сосредоточился на втором варианте. А тут и того больше — пять, шесть… семь комнат. Две лоджии, два туалета, и даже входа в квартиру два — с площадки одного подъезда и другого. Поднял недоумённый взгляд на Зяблика: тот сидел прямо, гордо откинув голову, и сиял, именно сиял, потому что и в позе его, и в жёлтых подрагивающих глазах светилось торжество, сознание силы своей и власти.

— Мне такая? — спросил Николай,

— Вам.

— Зачем?

Зяблик поднялся и в негодовании заходил по комнате.

— Вам не нравится? — склонился он над планом.

— Нравится. Но я одинок, зачем мне такая площадь? И потом два входа, два туалета, — бывают разве и такие квартиры?

Зяблик засиял, замотал головой; на сытом румяном лице разлилась улыбка, и маленькие глазки совсем утонули в жирных складках, одни желтые полоски блестели победно.

— Бывают, Николай Авдеевич, ещё и не такие бывают: два этажа, бассейн. А что? И бассейн! Разве бассейн — это так уж плохо? Вы, верно, полагаете, что, как прежде, принадлежите сами себе и вольны устраивать собственную жизнь по своему вкусу? А честь науки, престиж государства — о них бы тоже стоило подумать.

— При чём тут престиж государства? — дрогнул голос Филимонова.

— Завтра приедет делегация иностранных учёных, — где вы её примете? Учёный с мировым именем, академик! Тут, знаете, понимать надо!

Зяблик кончиком пальца тронул план семикомнатной квартиры. Не давал передышки молодому директору:

— Много — не мало, Николай Авдеевич, и два входа не помешают. Сегодня вы — один, завтра — семья. Сегодня мир в семье, завтра бои местного значения — вы в одну дверь, жена в другую. Наконец, учёный вы — дай Бог каждому. Имя расти будет, до небес подниматься. Большому кораблю — большое плавание.

Пробегал взглядом квадраты комнат: восемнадцать метров, сорок — наверное, гостиная. Полезная площадь сто пятьдесят метров! Двинул по стеклу лист с планом:

— Нет, Артур Михайлович, не подходит мне такая квартира, жить в ней не сумею, не так, знаете, воспитан.

И встал, давая понять, что разговор окончен, кинул на Зяблика жёсткий быстрый взгляд — решил тут же кончить дело с заместителем.

— Нам с вами, Артур Михайлович, придётся расстаться. Сожалею, но интересы дела…

Сжался от этих слов вчерашний некоронованный хозяин института, но здравого смысла не потерял. Решил обороняться.

— Позвольте, я в институте много лет, мне Александр Иванович доверял.

— Вам Александр Иванович доверял, а у меня вот список лиц, кто может войти в эту вот мою рабочую комнату. Вас в этом списке нет. Пишите заявление, не то я вас уволю по другой статье.

Зяблик отступил назад, опустился в кресло. Раскрыл старый, набитый до краёв портфель и долго рылся в нём, растерянно потряхивая головой, улыбаясь и пожимая то одним плечом, то другим. Он при этом и говорил что-то, но смысла его слов Николай не мог постичь. Зяблик был не тот, каким его всегда видел Филимонов, он обмяк, скис. Так, наверное, замирает автомобиль, из которого вдруг в один момент выльется бензин, вода и масло; так детская игрушка, развинченная шалуном, сиротливо валяется в углу.

«Не упал бы, — думал Николай. — Упадёт, забьётся в падучей».

Но нет, Зяблик оживился, сказал:

— Я тут всё налаживал. Я и Александр Иванович.

Новый директор поднялся из-за стола, с силой провел кулаком по взвизгнувшему стеклу.

— Пишите заявление! — повторил глухим, сиплым голосом.

И Зяблик сдался, трясущейся рукой вынул из кармана ручку, написал заявление. И ручку положил на лист, на то место, где ломкими буквами вывел подпись: «Зяблик». И, не взглянув на Филимонова, пошёл к выходу. По ковру шёл мелким нескорым шагом, вся его фигура выражала покорность, смирение, — он как-то печально выгнул спину, опустил голову, и портфель тяжело висел в руке.