Михаил Попов - Темные воды Тибра

Человек, наделенный таким количеством достоинств, не может не чувствовать себя в высшей степени уверенно, пускаясь в любое жизненное предприятие. Гай Меммий Фронтон волновался. Краснел, бледнел и всерьез считал, что забыл латинский язык, тот самый, на котором ему сейчас придется изъясняться.

Виною всему была она.

Та, которая выбирается сейчас из небольшой мраморной ванны с миндальным молоком, та, которую четыре голые (только на щиколотках браслеты) рабыни заворачивают в отрез нежного фригийского полотна, та, к полупрозрачным ноздрям которой курчавобородый врач-финикиец подносит серебряный флакон с особой дыхательной смесью.

Сидящий в углу залы секретарь встает с расшитого парфянского пуфа и обходит залу по периметру, проводя длинным тростниковым стилосом по прутьям золоченых клеток, побуждая сидящих в клетках птиц к пению.

Некоторые откликаются, и тогда Валерия, лежащая на длинном, красного дерева столе, улыбается.

Следуя последней греческой моде, сестра Гортензия не выносит греческих кифаристок и флейтистов, она желает вернуться к естественной жизни. Отсюда настоящие певчие птицы, купание в ключевой воде и в миндальном молоке, специально доставляемом каждое утро с апеннинских предгорий; никаких мидийских и тирских притираний и полный отказ от уксуса. Идеальной белизны можно добиться и другими способами.

– Гай Меммий Фронтон, – сообщил секретарь, выходя на второй круг общения с пернатым хором.

– Кто это? – томно спрашивает Валерия.

– Квестор консульской армии. Очень видный мужчина. Богат. Друг Суллы.

– Где же мне его принять?

– Лучше в мраморной беседке, пинии сейчас отбрасывают на нее благодатную тень.

Фронтон сразу же упал на колено. Наколенник мужественно лязгнул о камень. Левая рука припала к груди как раз между двух безобразных горгоньих физиономий.

– Едва вас увидев во время вчерашнего праздника… – Далее последовал довольно длинный, не слишком (против ожидания Фронтона) путаный рассказ о размерах, силе и глубине вспыхнувшего чувства.

Валерия слушала, мечтательно (но отнюдь не поощрительно) улыбаясь, забавой в этот момент ей служил собственный изумительно изогнутый каштановый локон.

– И теперь я жду только твоего ответа. – Голова гордо (действительно гордо) склонилась на грудь. Красивая голова, гордо склоненная на широкую, мужественную грудь.

По губам Валерии пробежала досадливая гримаска. Что теперь ей делать со всем этим?

– Скажи, а ты действительно служишь у Суллы?

– О да! – Голова выпрямилась, глаза вспыхнули.

– И-и, – Валерия снова притронулась к локону, но теперь он ей не помогал, – и что он за человек?

– Он? Человек? – Фронтон рассмеялся. – Порою мне кажется, что он не человек.

– А кто?! – искренне удивилась сестра Гортензия.

– А что-то вроде бога. Он умен, как бог, он добр, как бог, он щедр, как бог, он… он… силен, как бог. Служить ему не тягота, но наслаждение, ибо приказы его всегда…

– Хорошо, хорошо, но ведь ходят слухи, что он… ну, ты должен меня правильно понять…

– Проскрипции? Якобы кого-то он приказал убить… Но скольких из числа тех, кого убить надо было непременно, он простил! И даже одарил! Он немстителен, и это еще один божественный признак. Проскрипции, списки! А ты вспомни, что творили в городе Марий и Цинна, когда власть принадлежала им: ручьи крови бежали по городским улицам, царило бесчестье и предательство. А Сулла – ведь ты только представь себе, клянусь Юпитером-громовержцем, обычный человек не способен на такое, – он простил своего злейшего врага.

– Этого старого Мария?

– Да! Несмотря на все подлости, которые от него претерпел. Он казнит только тогда, когда не казнить нельзя.

– Но жестоко высмеял Мария, иногда это больнее.

– Ну что ж делать, он должен был показать этому старому кровопийце, кто он есть. – Фронтон грациозно поднялся с колена. И произнес то, до чего по складу своего характера в общем-то не должен был додуматься. – У меня такое впечатление, что Сулла появился на свет, чтобы высмеять весь этот мир за его ничтожность.

Валерия улыбнулась, благодарным взглядом окинула статного красавца.

– Спасибо за интересное утро.

– Но… Но мое предложение?!

– Ах, замуж. – Улыбка поблекла, задумчивое выражение лица превратилось в скучное. – Это так неожиданно…

– Я понимаю, мне придется подождать.

– Вот-вот, подождать, и даже, я бы так сказала, неизвестно чего.

Красивая голова напряженно наклонилась вперед.

– Я дам ответ.

– Когда?

– Когда? А вот после Сатурналий сразу и дам.

– Это как-то не очень скоро…

– Но это когда-нибудь будет, не правда ли?

С тем обожатель Суллы и красавицы Валерии покинул дом. Он был переполнен чувствами самыми необъяснимыми. Фронтон был уверен, что все сделал правильно, и вместе с тем мучился от ощущения, что все испортил.

Буквально через несколько мгновений после исчезновения красавца квестора явился облаченный в простой голубоватый хитон неприглядного вида человечек и заявил, что его зовут Карма и что послан он не кем иным, как Луцием Корнелием Суллой.

Валерия с интересом, но одновременно и с некоторой брезгливостью смотрела на это существо. Ей было странно, что человек, с которым у нее, как ей казалось, начала устанавливаться определенная (и пока совершенно неопределенная) связь, послал в качестве вестника существо подобного рода. Урода. Не есть ли это указание на тот род чувств, что он испытывает к ней! Или, наоборот, надо тут все понимать по-другому – под отвратительной оболочкой часто хранится прекрасная жемчужина.

Пока омытая миндальным молоком красавица занималась сложными и, честно говоря, бесполезными истолкованиями, раб удобно устроился у ее ног на специально истребованной скамеечке. Стоять на колене он не любил и в данном случае не считал уместным.

– Я послан к тебе, Валерия… чтобы… – Карма, оказавшись в состоянии некой внутренней борьбы, замолк. – Я послан к тебе, – наконец сказал он твердо.

– Кем? – мило улыбнулась в ответ Валерия.

– Вероятно, ты догадываешься.

– Вероятно, я догадываюсь, но ты все же потрудись произнести имя того, кто тебя послал.

– Этого человека зовут Луций Корнелий Сулла.

– И что же он повелел мне передать?

– Я передам тебе то, что он повелел передать.

– Так передавай же!

Во всем облике женщины чувствовалось неподдельное и радостное возбуждение.

Кажется, именно это и не понравилось Карме, во время искусственно и искусно растянутой преамбулы он как следует изучил свою собеседницу.

– Чего же ты ждешь?!

– Я жду, что ты дашь мне слово.

– Бери. Бери любое, хоть первое, хоть последнее, хоть звучное, хоть бранное, только начни.