Александр Дюма - Капитан Поль

— Мне очень приятно, — сказал Поль, — что в этот раз мое желание, хотя, вероятно, по совершенно иным причинам, совпадает с вашим. Что вам от меня угодно?

— Вы не догадываетесь, сударь? — все больше горячился Эмманюель. — В таком случае позвольте мне сказать, что, к моему удивлению, вы очень плохо знаете обязанности дворянина и офицера, и это новое оскорбление, которое вы мне наносите!

— Верьте мне, Эмманюель… — спокойно начал Поль.

— Вчера меня звали графом, сегодня зовут маркизом д’Оре, — презрительно и надменно прервал его Эмманюель. — Прошу не забывать этого, сударь!

Едва заметная улыбка мелькнула на губах Поля.

— Я сказал, что вы очень плохо знаете обязанности дворянина, — продолжал Эмманюель, — если воображаете, что я могу позволить другому отомстить вам за обиду, нанесенную мне. Не забудьте, сударь, что не я вас искал, а вы встали у меня на пути.

— Господин маркиз д’Оре, — с улыбкой сказал Поль, — забывает о своем визите на борт «Индианки».

— Довольно словесных уловок, сударь, перейдем к делу! Вчера я сделал вам предложение, которое, не говорю уже каждый дворянин, но каждый офицер и просто порядочный человек немедленно принял бы без колебаний, а вы, сударь, из каких-то странных и необъяснимых соображений отказались и адресовали вызов другому противнику, кого наша ссора касается лишь отчасти, и его из обыкновенного приличия не следовало в нее вмешивать.

— Поверьте, сударь, — ответил Поль с тем же спокойствием и непринужденностью, — в этом случае у меня не было выбора. Предложенную дуэль с вами я принять не мог, а кто другой будет моим соперником — мне было безразлично. Я достаточно привык к схваткам, сударь, и к схваткам куда более страшным и смертельным, так что подобная встреча кажется мне одним из обычных происшествий моей беспокойной жизни. Не забудьте только, что я не искал этой дуэли, вы сами мне ее навязали; но, повторяю вам, я не могу драться с вами и потому должен был обратиться к господину де Лектуру, как обратился бы к господину де Нозе или господину де Лажарри только потому, что кто-нибудь из них попался бы мне под руку. Впрочем, если, как вы считаете, мне необходимо кого-нибудь убить, то лучше, разумеется, отправить на тот свет наглого и ни к чему не годного вертопраха, чем доброго и честного сельского дворянина, который счел бы себя обесчещенным, увидев во сне, что совершает тот гнусный торг, который барон де Лектур предлагает вам.

— Прекрасно, сударь! — засмеялся Эмманюель. — Можете сколько угодно играть роль заступника невинных, защитника притесняемых принцесс и укрываться под воображаемым щитом ваших непонятных ответов. Пока это обветшалое донкихотство не стоит на пути моих желаний, моих выгод, моих обязательств, мне до него дела нет: пусть оно гуляет себе по суше и по морю, от полюса и до полюса. Я буду только смеяться, когда случится встретиться с ним. Но как только это дурачество, как в вашем случае, сударь, коснется меня… одним словом, если я встречу в моем доме незнакомого человека, вздумающего командовать там, где только я один могу повелевать, я пойду прямо к нему, как теперь к вам, и, если мне посчастливится застать его одного, как теперь вас, я, уверенный, что никто не побеспокоит нас во время этого необходимого объяснения, скажу ему: «Вы меня если не оскорбили, то задели, сударь, вмешавшись в мои дела, совершенно не касающиеся вас, и вы должны драться не с кем-нибудь другим, а со мной, и вы будете драться».

— Вы ошибаетесь, Эмманюель, — ответил Поль. — С вами я все равно не буду драться. Это невозможно.

— Э, оставьте! Загадки сейчас не в моде! — нетерпеливо воскликнул Эмманюель. — В нашем мире постоянно сталкиваешься с реальностью, поэтому оставим поэзию и таинственность сочинителям романов и трагедий. Ваше появление в этом замке отмечено слишком роковыми обстоятельствами, чтобы к ним нужно было что-либо добавлять. Люзиньян, осужденный на вечную ссылку, снова во Франции; сестра моя первый раз в жизни не покорилась воле матери; отца вы убили одним своим появлением — вот несчастья, привезенные вами с того конца света, сопровождающие вас, как похоронный кортеж; и я требую, чтобы вы мне за это заплатили. Итак, скажите мне все, сударь, прямо, как говорят люди лицом к лицу при свете дня, а не как привидение, что скользит во мраке и скрывается под покровом ночи, обронив несколько пророческих и торжественных потусторонних слов, способных напугать разве что кормилиц и детей. Говорите же, сударь, говорите! Вы видите, я спокоен. И если вы желаете открыть мне какую-то тайну, я готов ее выслушать.

— Интересующая вас тайна принадлежит не мне, — ответил Поль; его спокойствие составляло совершенный контраст с запальчивостью Эмманюеля. — Верьте тому, что я говорю, и не требуйте от меня ничего больше. Прощайте!

И капитан направился к двери.

— Э, нет, — закричал Эмманюель, загораживая ему дорогу, — так вы отсюда не выйдете, сударь! Мы разговариваем с вами наедине, не я вас завлек сюда, а вы сами пришли. Выслушайте же, что я вам скажу. Оскорбили вы меня, дать удовлетворение вы обязаны мне, поэтому и драться будете со…

— Вы с ума сошли, сударь! — ответил Поль. — Я уже сказал вам, что с вами я драться не стану, потому что это невозможно. Пустите меня!

— Берегитесь, — воскликнул Эмманюель, вынув из ящика оба пистолета, — берегитесь, сударь! Я сделал все, чтобы заставить вас драться как дворянина, и теперь имею полное право убить вас как разбойника! Вы проникли в чужой дом, забрались сюда не знаю как, не знаю зачем; если вы и не имели намерения похитить наше золото и драгоценности, то, по крайней мере, похитили дочернюю покорность моей сестры, а вместе с ней обещание, данное честным человеком своему другу. В любом случае я считаю вас грабителем, застигнутым в ту минуту, как он положил руку на самое драгоценное из фамильных сокровищ — честь!.. Возьмите этот пистолет и защищайтесь! — добавил он, бросив один из пистолетов к ногам Поля.

— Вы можете убить меня, сударь, — ответил Поль, опять прислонившись к камину и словно продолжая обычную беседу, — повторяю, вы можете убить меня, хоть я не верю, что Господь допустит такое ужасное преступление, но вы не заставите меня драться с вами. Я вам сказал это и повторяю еще раз.

— Поднимите этот пистолет, сударь, — воскликнул Эмманюель, — поднимите его, говорю я вам! Вы полагаете, что мои слова — пустая угроза? Ошибаетесь! Вот уже три дня вы испытываете мое терпение, три дня наполняете мое сердце желчью и ненавистью, и в эти три дня я уже свыкся с мыслью избавиться от вас любым способом — дуэлью или просто убийством. Не надейтесь, что меня удержит страх наказания: этот уединенный замок глух и нем. Море недалеко, и вас не успеют похоронить, как я буду уже в Англии. В последний раз, сударь, говорю вам: возьмите этот пистолет и защищайтесь!