Анна Малышева - Посланница судьбы

– Глеб Ильич! – раздался старческий, молящий голос, заглушаемый голосами молодых врачей. Белозерский обернулся, увидел своего старого слугу и поспешил к нему навстречу. Гильтебрандт сделал ординаторам знак замолчать.

– Архип? Что случилось? – Глеб прекрасно понимал, что старик не станет его беспокоить по пустяковому поводу, поэтому приготовился к самому худшему.

– Борис заболел, – коротко ответил слуга.

– Разве он в Москве?

– Прибыли с приятелем давеча из столицы, а сегодня ночью слегли…

– Что у него? Головокружение? Рвота? Рези в животе? – придирчиво расспрашивал молодой доктор.

– Голова кружилась шибко, так что с коня снимать пришлось… И рвота была… – Старик продолжал перечислять другие признаки заболевания, однако врачам, каждый день сталкивающимся с холерными больными, было достаточно услышанного.

– Кто заболел? – поинтересовался Гильтебрандт.

– Мой родной брат, – ответил Глеб, стараясь не выказывать острой боли и тревоги. Но главный врач, уже успевший изучить характер своего заместителя, так ценивший его спокойную уверенность и целеустремленность, увидел вдруг растерянного человека, у которого выбили почву из-под ног, и понял, какой удар только что получил Глеб.

– Поезжай к брату немедленно! – приказал Иван Федорович. – Даже не раздумывай! Сам знаешь, каждая минута дорога…

– Погоди! – остановил его благородный порыв Белозерский. – Мне надо кое-что тебе отдать… Архип, подожди во дворе, – попросил он старика, – я мигом…

Они вбежали в ординаторскую, и Глеб бросился к своему столу. Отперев ключом ящик и рывком вытащив его, молодой врач показал, что тот весь был наполнен одинаковыми пакетиками с белой чемерицей.

– Костромин! Сизов! – с воодушевлением позвал Гильтебрандт своих помощников и приказал: – Возьмите порошки! Это – Veratrum album . Разводить две трети унции на литр кипяченой воды и давать в обязательном порядке всем вновь поступившим больным.

– Спасибо, Иоганн! – радостно воскликнул Белозерский.

– Не за что меня благодарить, Глеб, – горько усмехнулся главный врач, – если бы не мой ослиный характер, то, возможно, многих бы удалось спасти. Я немедленно закажу в аптеке ипекакуану, ртуть и хину. От мышьяка избавь меня, мой друг. Не смогу я давать мышьяк моим пациентам.

– Ну и бог с ним! Не давай! – Глеб не узнавал своего начальника. Ему казалось, что на совещании у губернатора тот довольно скептично слушал доклад доктора Хлебникова.

Тем временем Гильтебрандт открыл сейф, стоящий у него на столе, и достал оттуда большую медную коробку, похожую на шкатулку без узоров.

– Вот, взгляни! – подозвал он заместителя.

На дне коробки, на сложенном вчетверо куске полотна лежали два новеньких шприца. Они были полностью стальные, поршневые, рассчитанные на сто миллиграммов. Глеб видел такие в Париже, на выставке. Шприцы нового поколения были еще не доступны для большинства докторов. Их совсем недавно изобрели в Англии, заменив ими допотопные старинные шприцы из бычьего пузыря с медными иглами.

– Один – тебе, другой – мне… – Иван Федорович протянул Белозерскому шприц со словами: – И запомни, мы должны с тобой сделать это во имя науки…

– Мы должны с тобой, в первую очередь, спасти людей, – как всегда, возразил начальнику Глеб. Он завернул драгоценный подарок Гильтебрандта в чистую тряпицу и положил его в свой саквояж.

Догадка виконтессы Элен де Гранси оказалась верна. Казимир Летуновский по ее поручению через Иллариона немедленно выяснил, что в доме князя Белозерского побывал известный московский букинист. Он несколько дней работал в библиотеке князя, переписывая и оценивая книги.

– Вот поэтому князя больше не интересуют ни алмазы, ни изумруды, – заключила виконтесса. – Истинные богатства дядюшка приобрел в библиотеке моего отца, от которой уже давным-давно хотел избавиться.

– Это катастрофа! – воскликнул бывший ростовщик, хватаясь за голову. Разговор происходил в его кабинете, и он то и дело подбегал к двери и приоткрывал ее, дабы убедиться, что их никто не подслушивает. Теофилии очень не нравилось, что он до сих пор занимается этой историей с князем, по ее мнению, грязной и греховной, поэтому она вполне могла подослать к нему одну из своих горничных, а то и подкрасться сама.

– Ну, это еще не конец, Казимир Аристархович, – усмехнулась Елена, и от этой усмешки повеяло таким могильным холодом, что поляк содрогнулся. – Катастрофа наступит, когда я подожгу библиотеку Мещерских, чудом уцелевшую в московском пожаре двенадцатого года. Библиотеку, которую собирали три поколения моей семьи… Видно, ей судьба сгореть!

– Вы ведь не сделаете этого? – робко пролепетал Летуновский.

– Отчего же? Сделаю! Я думаю об этом с того самого момента, как поняла, что дядюшка, наконец, оценил мою библиотеку и намерен распродать книги по самым высоким ценам. – Виконтесса говорила спокойно, даже чересчур, и только это выдавало терзавшую ее ярость. Ни тени волнения не отобразилось на ее лице, и голос был тверд. – А я не хочу предоставить ему новую возможность разбогатеть!

– Но… Неужели у вас поднимется рука сжечь библиотеку с редчайшими фолиантами, которые на протяжении столетия собирали ваши предки? – Казимир Аристархович был потрясен и с трудом подбирал слова. – Это немыслимо… У меня в голове не укладывается!

– Так или иначе, библиотека Мещерских все равно больше не будет существовать, – заметила Елена. – Зачем же мне жалеть о ней?

– Но ведь вместе с библиотекой может сгореть и весь особняк, ваш отчий дом, – пытался урезонить ее Летуновский, – дом, в котором прошло ваше детство…

– Бросьте, Казимир Аристархович, – отмахнулась виконтесса, – после пожара двенадцатого года это уже совсем другой дом. Мне ничто в нем не дорого… – Она вдруг осеклась и, не удержав вздох, добавила: – Кроме библиотеки…

Елена стояла перед тяжелым выбором. Самые теплые воспоминания детства были для нее связаны с библиотечным флигелем. Она просиживала там часами вместе с папенькой, Денисом Ивановичем. Любила смотреть, как он работает, слушать, как скрипит его перо в тишине. Взгляд отца был сосредоточен, лицо озарялось таинственным светом. Она помнила тембр его мягкого голоса – как часто отец убаюкивал ее, рассказывая истории из прошлого или читая сказки. Истории она любила даже больше, ей чудилось в них нечто опасное и тем более волнующее… Елена засыпала в старом бархатном кресле, стоявшем напротив письменного библиотечного стола, а отец потом переносил ее на руках в детскую. За этим самым столом она и уснула вечером второго августа двенадцатого года, когда в доме начался пожар. Библиотечный флигель спас ее от гибели… И вот теперь она своими руками должна его сжечь. Должна ли? Ее мучили сомнения. Она вспомнила о своем кузене Глебе Белозерском. Эта библиотека и ему некогда спасла жизнь – мальчик выискал в ней рецепт противоядия и тем спасся от яда, которым его пытался отравить отец… «Для Глеба эти книги были дороже жизни… Как я взгляну ему в глаза, если сожгу библиотеку?!»