Александр Дюма - Все приключения мушкетеров

– Вы самый умный из известных мне людей, и вам советы вовсе не нужны. Глупы те, которые воображают, что могут вас научить чему-нибудь. Но мы, кажется, уже на улице Сент-Оноре?

– Да.

– Посмотрите, вон там, налево, в этом маленьком белом доме, моя квартира. Заметьте, в нем только два этажа. Первый занимаю я; второй снимает офицер, который по делам службы бывает в отсутствии месяцев восемь или девять в году. Таким образом, я здесь живу как бы в своем доме, с той разницей, что не трачусь на его содержание.

– Ах, как вы умеете устраиваться, Атос. Какая щедрость и какой порядок! Вот что хотел бы я в себе соединить. Но что поделаешь. Это дается от рождения, опыт здесь ни при чем.

– Льстец!.. Прощайте, милый друг, прощайте! Кстати, поклонитесь от меня почтеннейшему Планше. Он по-прежнему умен?

– И умен, и честен. Прощайте, Атос!

Они расстались. Разговаривая, д’Артаньян не спускал глаз с лошади, которая везла в корзинах, под сеном, мешки с золотом. На колокольне Сен-Мери пробило девять часов вечера; служащие Планше запирали лавку. Под навесом на углу Ломбардской улицы д’Артаньян остановил проводника, который вел лошадь. Подозвав одного из служащих Планше, он приказал ему стеречь не только лошадей, но и проводника. Потом он вошел к Планше, который только что отужинал и с некоторым беспокойством поглядывал на календарь: он имел привычку по вечерам зачеркивать истекший день.

В ту минуту, как Планше, по обыкновению, со вздохом вычеркивал отлетевший день, на пороге показался д’Артаньян, звеня шпорами.

– Боже мой! – вскричал Планше.

Почтенный лавочник не мог ничего больше выговорить при виде своего компаньона. Д’Артаньян стоял согнувшись, с унылым видом. Гасконец хотел подшутить над Планше.

«Господи боже мой! – подумал лавочник, взглянув на гостя. – Как он печален!»

Мушкетер сел.

– Любезный господин д’Артаньян, – сказал Планше в страшном волнении. – Вот и вы! Здоровы ли вы?

– Да, ничего себе, – отвечал д’Артаньян со вздохом.

– Вы не ранены, надеюсь?

– Гм!

– Ах, я понимаю, – прошептал Планше, еще более встревоженный. – Экспедиция была тяжелая?

– Да.

Планше вздрогнул.

– Мне хочется пить, – жалобно вымолвил мушкетер, поднимая голову.

Планше бросился к шкафу и налил д’Артаньяну большой стакан вина. Д’Артаньян взглянул на бутылку и спросил:

– Что это за вино?

– Ваше любимое, сударь, – отвечал Планше, – доброе старое анжуйское винцо, которое раз чуть не отправило нас на тот свет.

– Ах, – сказал д’Артаньян с печальной улыбкой, – ах, добрый мой Планше! Придется ли мне еще когда-нибудь пить хорошее вино?

– Послушайте, – заговорил Планше, бледнея и с нечеловеческим усилием превозмогая дрожь, – послушайте, я был солдатом, значит, я храбр. Не мучьте меня, любезный господин д’Артаньян: наши деньги погибли, не так ли?

Д’Артаньян помолчал несколько секунд, которые показались бедному Планше целым веком, хотя за это время он успел только повернуться на стуле.

– А если б и так, – сказал д’Артаньян, медленно кивая головою, – то что сказал бы ты мне, друг мой?

Планше из бледного стал желтым. Казалось, он проглотил язык; шея у него налилась кровью, глаза покраснели.

– Двадцать тысяч ливров! – прошептал он. – Все-таки двадцать тысяч!

Д’Артаньян уронил голову, вытянул ноги, опустил руки: он походил на статую безнадежности. Планше испустил вздох из самой глубины души.

– Хорошо, – сказал он, – я все понимаю. Будем мужественны. Все кончено, не так ли? Слава богу, что вы спасли свою жизнь.

– Разумеется, жизнь кое-что значит, но все-таки я совсем разорен.

– Черт возьми! – вскричал Планше. – Если даже и разорены, то не надо отчаиваться. Вы вступите в товарищество со мною, мы станем торговать вместе и делить барыши, разделим миндаль, изюм и чернослив и съедим вместе последний кусочек голландского сыру.

Д’Артаньян не мог дольше скрывать правду.

– Черт возьми! – воскликнул он почти со слезами. – Ты молодчина, Планше! Но скажи, ты не притворялся? Ты не видел там, на улице, под навесом, лошадь с мешками?

– Какую лошадь? С какими мешками? – спросил Планше, сердце которого сжалось при мысли, что д’Артаньян сошел с ума.

– Черт возьми! С английскими мешками! – сказал д’Артаньян, сияя от восторга.

– Боже мой! – прошептал Планше, заметив радостный блеск в глазах своего товарища.

– Глупец! – вскричал д’Артаньян. – Ты думаешь, что я помешался. Черт возьми! Никогда еще голова моя не была такой ясной, никогда не было мне так весело. Пойдем за мешками, Планше, за мешками!

– За какими мешками?

Д’Артаньян подвел Планше к окну:

– Видишь там, под навесом, лошадь с корзинами?

– Да.

– Видишь, твой приказчик разговаривает с проводником?

– Да, да.

– Хорошо. Если это твой приказчик, то ты знаешь, как его зовут. Позови его!

– Абдон! – закричал Планше в окно.

– Веди сюда лошадь, – подсказал д’Артаньян.

– Веди сюда лошадь! – крикнул Планше громовым голосом.

– Дай десять ливров проводнику, – распорядился д’Артаньян громким повелительным голосом, точно командуя во время сражения. – Двух приказчиков для первых двух мешков и двух для второй пары. Огня, черт возьми! Живо!

Планше бросился вниз по ступенькам, как будто за ним гнался сам дьявол. Через минуту приказчики поднимались по лестнице, кряхтя под своей ношей. Д’Артаньян отослал их спать, тщательно запер двери и сказал Планше, который, в свою очередь, начинал сходить с ума:

– Теперь примемся за дело.

Он разостлал на полу одеяло и высыпал на него содержимое первого мешка. Планше высыпал содержимое второго. Потом д’Артаньян вспорол ножом третий. Когда Планше услышал пленительный звон золота и серебра, увидел, что из мешка сыплются блестящие монеты, трепещущие, как рыбы, выброшенные из сети, когда почувствовал, что стоит по колено в золоте, голова у него закружилась, он пошатнулся, как человек, пораженный молнией, и тяжело упал на огромную кучу денег, которая со звоном рассыпалась.

Планше от радости лишился чувств. Д’Артаньян плеснул ему в лицо белым вином. Лавочник тотчас пришел в себя.

– Боже мой! Боже мой! – твердил Планше, отирая усы и бороду.

В те времена, как и теперь, лавочники носили бравые усы и бороду, как ландскнехты; только купание в деньгах, очень редкое в ту пору, совсем вывелось теперь.

– Черт возьми! – воскликнул д’Артаньян. – Тут сто тысяч ливров для вас, милый компаньон. Извольте получить свою долю, если угодно. А я возьму свое.

– Славная сумма!.. Чудесная сумма, господин д’Артаньян.

– Полчаса тому назад я жалел о доле, которую должен отдать тебе, – сказал д’Артаньян, – но теперь не жалею. Ты славный человек, Планше. Ну, разочтемся как следует: говорят, денежка счет любит.