Александр Дюма - Все приключения мушкетеров

– Так кардинал был вашим покровителем?

– Кардинал знал меня. Кое-что ему было известно обо мне, а мне о нем… Мы ценили друг друга… Когда же он отдавал дьяволу душу, то должно быть, посоветовал Анне Австрийской спрятать меня в надежное место. Иди скорее к отцу и расскажи ему обо всем. Прощай!

– Дорогой д’Артаньян, – сказал Рауль, печально посмотрев в окно. – Вы не можете даже бежать.

– Почему?

– Там внизу вас ожидает офицер из швейцарцев.

– Ну так что?

– Он арестует вас.

Д’Артаньян расхохотался.

– О, я знаю, вы будете сопротивляться, сразитесь с ним, одолеете его, но ведь это бунт, а вы офицер и должны соблюдать дисциплину.

– Какой ты еще ребенок! Черт возьми! Сколько благородства и рассудительности! – воскликнул д’Артаньян.

– Вы согласны со мной?

– Да, но я не пойду на улицу, где стоит этот дуралей, а исчезну через заднюю калитку. У меня в конюшне лошадь, и притом хорошая. Я загоню ее – мои средства позволяют мне это – и, меняя лошадей, доберусь до Булони за одиннадцать часов. Я знаю дорогу… Скажи только отцу, Рауль…

– Что?

– Передай ему… что то, о чем он знает, спрятано у Планше… все, кроме одной пятой…

– Но берегитесь, шевалье. Если вы убежите, то скажут… что вы струсили.

– Кто посмеет сказать это?

– Да хотя бы сам король.

– Что же? Он скажет правду… я действительно боюсь.

– И потом… что вы признали себя виновным…

– В чем?

– В преступлениях, в которых вас обвинят.

– Опять правда!.. Так ты советуешь мне просто отправиться в Бастилию?

– Граф де Ла Фер посоветовал бы то же самое.

– Черт возьми, я и сам это знаю, – сказал д’Артаньян в раздумье. – Ты прав, мне не следует бежать. Однако если меня засадят в Бастилию?..

– Мы освободим вас, – отвечал Рауль спокойно и твердо.

– Черт возьми! – вскричал д’Артаньян, беря Рауля за обе руки. – Ты отлично сказал, друг мой! Настоящий Атос! Хорошо, я иду! Не забудь моего последнего поручения!

– Кроме одной пятой, – повторил Рауль.

– Да, ты славный юноша. Прибавь еще, что если вы не освободите меня из Бастилии и я умру там… такие случаи бывали, а я буду скверным узником, хоть человек я и не плохой… то три пятых я оставлю тебе, а одну пятую твоему отцу.

– Шевалье!

– Черт возьми! От заупокойной я вас освобождаю.

Д’Артаньян снял со стены перевязь, прицепил шпагу, взял шляпу, к которой было приколото новое перо, и протянул руки Раулю. Тот бросился в его объятия.

Проходя по лавке, мушкетер взглянул на приказчиков, которые смотрели на эту сцену со смешанным чувством гордости и страха; затем, запустив руку в ящик с коринкою, он направился к офицеру, который с видом философа ждал у дверей лавки.

– Ба, знакомое лицо!.. Это вы, Фридрих? – весело вскричал мушкетер. – Эге, мы начинаем арестовывать друзей!

– Арестовывать! – прошептали приказчики.

– Здравствуйте, господин д’Артаньян, – сказал швейцарец.

– Должен ли я вам отдать свою шпагу? Предупреждаю, что она длинная и тяжелая. Оставьте мне ее до Лувра: у меня глупый вид, когда я иду по улице без шпаги, а у вас будет еще глупее, если вы пойдете с двумя шпагами.

– Король ничего не говорил об этом, – ответил швейцарец. – Можете оставить шпагу при себе.

– Очень милостиво со стороны короля. Идем!..

Фридрих не любил разговаривать, а д’Артаньяну было не до разговоров. От лавки Планше до Лувра было недалеко, и они в десять минут дошли до дворца.

Наступил вечер.

Швейцарец ввел д’Артаньяна в приемную перед кабинетом короля, затем раскланялся и вышел, не сказав ни слова.

Не успел еще д’Артаньян понять, почему у него не отобрали шпаги, как дверь кабинета растворилась, и камердинер позвал:

– Господин д’Артаньян!

Мушкетер приосанился и вошел в кабинет с самым беззаботным видом. Король сидел у стола и писал. Он не обернулся на шаги мушкетера, даже не поднял головы. Д’Артаньян дошел до середины комнаты и, видя, что король не хочет замечать его – а это не сулило ничего хорошего, – повернулся спиной к Людовику и принялся рассматривать фрески на стенах и трещины на потолке.

Этот маневр сопровождался безмолвным монологом: «А, ты хочешь унизить меня, ты, которого я знал малышом, которого я спас, как сына, которому служил, как богу, иначе говоря – совершенно бескорыстно! Погоди, погоди, ты увидишь, на что способен человек, который певал гугенотские песни при кардинале, при настоящем кардинале!»

В эту минуту Людовик XIV обернулся.

– Вы здесь, господин д’Артаньян? – спросил он.

– Здесь, ваше величество, – тотчас ответил д’Артаньян.

– Подождите, я сейчас кончу счет.

Д’Артаньян молча поклонился.

«Это довольно учтиво, – подумал он. – Против этого нечего возразить».

Людовик поставил свою подпись и с раздражением отбросил перо в сторону.

«Ладно, сердись побольше, – усмехнулся д’Артаньян, – мне будет легче; когда мы разговаривали с тобой в Блуа, я выложил тебе далеко не все».

Людовик встал, провел рукою по лбу, потом остановился перед д’Артаньяном и посмотрел на него властно, но приветливо.

«Чего он хочет от меня? – недоумевал мушкетер. – Пусть бы говорил поскорее».

– Сударь, – сказал король, – вы, вероятно, знаете, что кардинал умер?

– Знаю, ваше величество.

– Следовательно, поняли, что теперь я управляю сам?

– Для этого не нужно было умирать кардиналу: король всегда может управлять, если хочет.

– Да, но помните, что вы говорили мне в Блуа?

«А, вот оно! – подумал д’Артаньян. – Я не ошибся. Тем лучше. Значит, чутье мне еще не изменяет».

– Вы не отвечаете? – спросил король.

– Кажется, помню, ваше величество.

– Если вы забыли, то я все помню! Вот что говорили вы мне, слушайте внимательно.

– О, я слушаю с полным вниманием. Вероятно, этот рассказ будет не лишен интереса.

Людовик еще раз взглянул на мушкетера. Д’Артаньян погладил перо на шляпе, потом закрутил усы и стал ждать без всяких признаков страха.

Король продолжал:

– Выходя в отставку, вы высказали мне всю правду?

– Да, ваше величество.

– То есть сказали мне все, что считали правдой относительно моего образа мыслей и действий? Это уже большая заслуга. Сначала вы сказали, что служите моему семейству тридцать четыре года и что устали…

– Верно, ваше величество.

– А потом сознались, что усталость – это только предлог, а настоящая причина недовольство.

– Действительно, я был недоволен, но нигде и никогда не проявлял этого. Если я, как честный человек, открыто признался в недовольстве вашему величеству, то даже не думал о нем в присутствии кого-нибудь постороннего.

– Не извиняйтесь, господин д’Артаньян, и слушайте дальше. Упрекнув меня, вы получили в ответ обещание. Я сказал вам: «Подождите!..» Не так ли?