Александр Дюма - Все приключения мушкетеров

Только что они сделали себе постели и заперли дверь, как со двора постучался кто-то в спальню; они окликнули, и, узнав по голосу своих лакеев, отворили окно.

Точно, это были Планше и Гримо.

– Гримо одного довольно караулить лошадей, сказал Планше; а я, если господам угодно, лягу поперек их двери, тогда они могут быть уверены, что никто к ним не войдет.

– А на чем же ты ляжешь? спросил д’Артаньян.

– Вот моя постель, отвечал Планше, указывая на пук соломы.

– Хорошо, ты говоришь дело, сказал д’Артаньян; наружность хозяина не нравится мне, он слишком вежлив.

– Мне тоже, сказал Атос.

Планше влез в окно и лег поперек двери между тем как Гримо заперся в конюшне, ручаясь, что в пять часов утра он и четыре лошади будут готовы.

Ночь прошла довольно спокойно; около двух часов пробовали отворить двери, но как Планше проснулся и закричал: «кто там?», то отвечали, что ошиблись и ушли.

В четыре часа утра услыхали большой шум в конюшнях, Гримо хотел разбудить конюхов, но конюхи прибили его. Когда путешественники отворили окно, то увидели, что несчастный лежал без чувств, с головой, разбитой вилами.

Планше вышел на двор и хотел оседлать лошадей, но лошади были разбиты ногами. Лошадь Мускетона скакала накануне без седока пять или шесть часов, могла бы продолжать путь, но по непонятной ошибке, ветеринарный врач, которого пригласили, кажется, для того, чтобы пустить кровь лошади хозяина, пустил ее лошади Мускетона.

Это сильно обеспокоило путешественников. Все эти происшествия могли быть делом случая, но они могли быть также плодом заговора. Атос и д’Артаньян вышли из дому, между тем как Планше пошел узнать, нельзя ли поблизости купить четырех лошадей.

У дверей стояли две оседланные свежие и сильные лошади. Это было очень кстати. Он спросил, где были хозяева этих лошадей; ему сказали, что они ночевали в гостинице и пошли расплатиться с хозяином.

Атос сошел вниз, чтобы заплатить хозяину, между тем д’Артаньян и Планше стояли у дверей, ведущих на улицу; трактирщик был в своей удаленной и низенькой комнатке и просил Атоса войти туда.

Атос вошел без опасения и подал ему два пистоля; хозяин сидел один перед своей конторкой, один из ящиков которой был полуоткрыт. Он взял деньги Атоса, повертел их в руках и вдруг закричал, что монета фальшивая и объявил, что он велит задержать его и его товарища, как делателей фальшивой монеты.

– Мошенник! сказал Атос, подходя к нему, я отрежу тебе уши.

В ту же минуту четыре человека, вооруженные с головы до ног, вышли из боковой двери и бросились на Атоса.

– Меня схватили, закричал Атос изо всей силы, – беги д’Артаньян, скорее! и выстрелил из двух пистолетов.

Д’Артаньян и Планше не ждали повторения. Они отвязали лошадей, стоявших у дверей, вскочили на них, дали им шпоры и поскакали во весь дух.

– Знаешь ли, что сделалось с Атосом? спросил д’Артаньян Планше во время пути.

– Ах, барин, сказал Планше, я видел, что от двух его выстрелов двое из них упали к его ногам, а потом видно было через стеклянную дверь, что он боролся с остальными.

– Храбрый Атос! прошептал д’Артаньян. Грустно подумать, что с ним нужно расстаться. Впрочем, может быть, в двух шагах нас ожидает то же самое. Вперед, Планше, вперед, ты славный малый!

– Я говорил вам, барин, что пикардийца узнают на деле; впрочем, здесь моя родина и это ободряет меня.

Продолжая скакать без отдыха, они прибыли я Сент-Омер. Здесь они дали издохнуть лошадям и, закусив, стоя на улице, отправились дальше.

За сто шагов до Кале, лошадь д’Артаньяна упала, и не было возможности поднять ее на ноги; кровь шла у нее из носу и глаз; оставалась лошадь Планше, но она остановилась и никак не хотела идти дальше.

К счастью, это было в ста шагах от города; они оставили лошадей на большой дороге и побежали к пристани. Планше показал своему господину дворянина, ехавшего с своим слугой не более как в пятидесяти шагах перед ними.

Они живо догнали его; казалось, он был очень занят. Сапоги его были в пыли и он спрашивал, может ли он сейчас же отправиться в Англию.

– Ничего нет легче, отвечал шкипер судна, готового к отплытию; – но сегодня утром пришло приказание не пропускать никого без особенного позволения кардинала.

– У меня оно есть, сказал дворянин, вынимая из кармана бумагу; вот оно!

– Прикажите прописать его у губернатора порта, сказал шкипер, и поедемте со мной.

– А где мне найти губернатора?

– На его даче.

– А где его дача?

– В четверти мили от города; видите, при подошве холма, черепичную крышу?

– Очень хорошо! сказал дворянин.

И он отправился со своим лакеем по дороге к даче губернатора.

Д’Артаньян и Планше следовали за ним в пятистах шагах.

За городом д’Артаньян прибавил шагу и догнал дворянина при опушке леса.

– Господин, сказал д’Артаньян, вы кажется очень спешите.

– Как нельзя больше.

– Очень жаль, сказал д’Артаньян, потому что я тоже очень спешу и хотел просить вас оказать мне маленькую услугу.

– Какую?

– Позвольте мне проехать первому.

– Невозможно, сказал дворянин, я сделал шестьдесят миль в сорок восемь часов и завтра в полдень должен быть в Лондоне.

– Мне очень прискорбно; но как я приехал первый, то я и войду первым.

– Мне очень прискорбно; но я приехал вторым, а войду первым.

– Я еду по службе короля! сказал дворянин.

– А я по своим делам! сказал д’Артаньян.

– Вы, кажется, ищете ссоры?

– А вы что думали?

– Чего же вам нужно?

– Хотите знать?

– Конечно.

– Хорошо, мне нужно позволение на выезд, которое у вас есть; у меня нет его, а оно мне нужно.

– Вы, кажется, шутите?

– Я никогда не шучу.

– Пустите меня!

– Не пущу.

– Милый молодой человек, я размозжу вам голову. Любен, подай пистолеты!

– Планше, сказал д’Артаньян, справляйся с лакеем, а я справлюсь с господином.

Планше, ободренный первой удачей, кинулся на Любена, и, как он был очень силен, то повалил его спиной на землю, и стал ему коленом на грудь.

– Делайте свое дело, барин, сказал Планше, – а я свое сделал.

Видя это, дворянин обнажил шпагу и бросился на д’Артаньяна; но он имел дело с хорошим противником. В три секунды д’Артаньян нанес ему три удара шпагой, приговаривая при каждом:

– Это за Атоса, это за Портоса, это за Арамиса.

При третьем ударе дворянин упал без чувств. Д’Артаньян думал, что он умер, или по крайней мере лишился чувств и подошел к нему, чтобы взять приказание кардинала; но в то время, как он протянул руку за ним, раненый, не выпускавший из рук шпаги, нанес ему удар острием в грудь, говоря:

– Вот и тебе!

– А вот это за меня! последний и лучший! закричал взбешенный д’Артаньян, прикалывая его к земле четвертым ударом.