Вера Космолинская - Ветвь оливы

Иллюзия, конечно, как и все маскарады на свете.

Я едва сдержал желание броситься отцу на шею — разве это было бы дело среди стоящей наготове армии, когда до конца на самом деле еще далеко?

Но едва он соскочил с седла и встретился со мной глазами, он подмигнул, бросил поводья, и в следующее мгновенье мы крепко обнялись, хлопая друг друга по спине, а еще через мгновенье разомкнули объятия и тут же приступили к делу.

— Ну как? — спросил он, оглядывая двор и мимолетно дружески кивая всей нашей команде и просто знакомым лицам. Его глаза сдержанно искрились. — Вы готовы?

— Мы готовили вылазку. Должны были выйти прямо сейчас.

Он задумчиво слегка потряс меня за плечо, пристально вглядываясь в глаза и понизил голос.

— Ты еще принимаешь ту штуку?

— Не собирался, но пришлось… По крайней мере, сегодня… Он захватил Жанну.

Почему-то это прозвучало неубедительно. Но как еще я собирался протянуть эту ночь с какой-то пользой?

Он покачал головой и понимающе вздохнул.

— Плохо. Это я о Жанне. Но даже если бы нет… Сегодня — да, пожалуй, иначе нельзя. И все же надеюсь, что больше не придется…

Он шагнул навстречу державшимся чуть позади девушкам, обнял и их тоже, пожал руку Готье, снова огляделся и кивнул.

— Выскочка все рассказал вам, верно?

— Да. А ты, конечно, вышел сразу, как только услышал, что все действительно здесь?

— Введи меня вкратце в курс дела…

Я ввел:

— Мы собираемся проникнуть маленьким отрядом через подземный ход.

— Но вам понадобится прикрытие.

— Желательно. Оставшиеся части отрядов должны были подойти и ждать нас немного поодаль, присматривая в то же время, чтобы из замка никто не пытался ускользнуть, или хотя бы проследить за теми, кому это удастся.

— То есть, замок должен быть окружен. Но людей для этого у вас было маловато. Теперь они есть.

— Да, — улыбнулся я, понимая, что он имеет в виду — две части одной мозаики идеально совпадали сами собой.

— А кто из вас должен был проконтролировать остающиеся снаружи войска?

— Никто.

— Не очень хорошо и почти бессмысленно.

— Но нас слишком мало! — тихо воскликнула Диана.

— Надеюсь, что сможешь ты, — вставил я. — Ведь и все эти войска — твои. Кто управится с ними лучше?

Он вздохнул и окинул нас пристальным взглядом.

— Что ж, тогда давайте выдвигаться, не теряя времени! Надеюсь, вы справитесь внутри. Если вы долго не будете возвращаться, видно, придется осадить замок и вступить в переговоры, уж конечно, перекрыв известный ход. Или попробовать еще раз пройти через него же. Надеюсь, что он единственный.

— Надеюсь, что не придется.

— А вы не подумывали о том, чтобы оставить снаружи, с войсками, дам?

— Папа, — возразила Диана, — там могут понадобиться специалисты! А сколько нас осталось? Мы идем через подземный ход!

Отец, казалось, все еще колебался, будто привычки одной жизни пытались спорить со знанием другой.

— Мы не можем позволить себе такую роскошь, как не использовать все, что у нас есть.

Отец кивнул, абсолютно безрадостно.

— Зато наконец мы будем совершенно спокойны, зная, что за нами стоит целая армия! — заключила Диана.

— Понимаю. Мне это не нравится. Как и… даже обезвреженное зелье. И как то, что происходит с самого начала. — На этих словах я присмотрелся к нему повнимательнее. Насколько именно ему все это не нравилось? Если, я был уверен, настоящей опасности для нашего… нет, для этого нашего времени опасность была. Еще какая. Но есть и другие наши времена, в которых, похоже, все было не так плохо. Своим мнением я пока ни с кем не делился, не хотел лишать решимости перед решающим моментом. И все же, что-то во всем этом было… — Но это уже происходит. Удачи нам всем! Исполняйте свой план как задумывали, а мы поддержим вас снаружи.

Но еще прежде, чем мы выбрались за ворота, наш отряд предполагаемых диверсантов увеличился. Среди прибывших оказалось немало знакомых — и Фортингем, который, правда, не стал к нам присоединяться, собираясь всемерно поддерживать нас снаружи и из замка «никого не пущать», и веселый Пуаре и азартно заинтересованный де Лейва. И глядя, чуть позже, как этот последний шутливо пикировался с англичанами, я подумал, что эта безумная компания исторических личностей отстаивает право на собственное будущее, на жизнь той эпохи, символами которой они должны были стать. Пусть это не безоблачное будущее. Пусть уже неизвестно какое. Может быть, его у них уже и не будет, но пока они есть, они все еще таковы, какими должны быть, чтобы об этом времени было потом что вспомнить, неважно, враги они или друзья — и то и другое обычно бывает на время.

О том, что мы взяли с собой Огюста, отец узнал только, когда мы уже тронулись в путь. Сперва это его, кажется, шокировало, но не похоже, чтобы сильно. Он даже не стал спрашивать, что именно нас подвигло, допуская, по-видимому, что у нас были достаточные основания. Похоже, удивился он даже приятно — что мы не окончательно потеряли одного из нас. В любом случае, останавливаться и задерживаться меняя планы, было бы, пожалуй, поздно.

Царила ночь, полная стрекота сверчков, набирающая глубину и бархат. Колкие льдинки в небе дрожали жемчужной паутиной. Им в ответ посверкивали травы. Призрачный свет взблескивал на металле. Одинаково — на небе, на земле, на стали. Почему это казалось таким ярким? Стремление запомнить и ощутить каждое мгновение, пока не случилось что-то, что все изменит? Так, как не хотелось бы. Не хотелось бы убеждаться в том, сколько уже может быть потеряно.

Отряды катились тихими темными волнами, только мерцала рябь на водных гребешках. В замок проникнут немногие. Но понадобятся все. Рано или поздно. До скончанья их и нашего собственного времени.

Войска начали выстраиваться за гребнями холмов, потихоньку смыкая редко поблескивающее кольцо, а мы двинулись дальше. Огюст ехал с нами — его молчаливая тень с горящими глазами. Давно уже, при посторонних, мы не могли в открытую обмениваться мыслями. Оставалось лишь гадать, о чем он думал сейчас, когда мы приближались к месту, которое могло одним своим существованием сотворить с его головой все что угодно.

Разобраться бы со своей, чтобы не подвела…

Шелест листьев, шуршанье трав, скрип кожи — шелест — не больше чем шелест копыт по травам, по мягкой земле, шорох конского дыханья, облака из ноздрей стаи маленьких драконов, влага, поднимающаяся от земли.

— «Всякая плоть — трава», — тихо, себе под нос пробормотал я, чтобы никто меня не расслышал, вспомнив одну далекую тягостную ночь, похожую на страшную сказку, которая никак не кончалась и не могла кончиться. Разве только вместе с жизнью, убегавшей вместе с шелестом трав, к звездам, налитым светом, как сосуды с бессмертием. П о лно. Забыто.