Роман Белоусов - Знаменитые авантюристы

Этот самый настоящий заговор был серьезнейшим образом разработан французским посольством в Англии в сотрудничестве с министерством иностранных дел и главным полицейским управлением в Париже.

Когда все, казалось, было готово и оставалось только приступить к осуществлению плана, Дакоста вдруг заколебался. Его охватил страх, что в случае неудачи он будет первым, кого убьют или повесят. Он стал тянуть время и даже рассказал обо всем де ла Мотту. Тот, однако, недолго негодовал, а предложил действовать заодно. И вот они уже единомышленники — их задача извлечь как можно больше денег из кошелька французов. Им удается получить обещанную тысячу гиней, после чего, естественно, дружки поспешили скрыться.

В своем отчете агенты сообщили, что вынуждены были ни с чем отправиться восвояси, «очень расстроенные, что их усердие и преданность делу оказались бесполезными».

На этот раз кролик благополучно улизнул. Все же остальные действующие лица этого спектакля находились под замком. В том числе Розалия, горничная Жанны, графиня Калиостро — жена «мага», незадачливый посредник д’Этьенвиль и даже любовник Николь Лаге некий Туссен де Бозир.

Мария-Антуанетта официально не проходила по делу об ожерелье. Тогда и подумать никто не смел, чтобы королева отвечала на вопросы судей. Это произойдет позже, семь лет спустя, когда ненавистная народу австриячка предстанет перед революционным трибуналом.

Между тем по Парижу пополз слушок, что королева причастна к скандалу. Судачили и о том, что якобы кардинал великодушно взял всю вину на себя. Нашлись и такие, кто считал, что дело вовсе не в ожерелье. Просто несчастная де ла Мотт, являясь поверенной в сердечных делах королевы, стала ей неугодной. Вот от нее и поспешили избавиться, обвинив в краже.

Во время следствия, длившегося несколько месяцев, да и потом на суде имя королевы запрещалось произносить. Даже ла Мотт поначалу отказывалась утверждать, что Мария-Антуанетта причастна к обману с ожерельем. Правда, позже она заговорит иначе. И тем не менее, хотя и незримо, священная особа королевы оказалась на скамье подсудимых.

Как писал С. Цвейг, изучавший это дело, все акты, свидетельские показания и другие документы запутаннейшего из процессов неопровержимо подтверждают, что Мария-Антуанетта не имела ни малейшего представления о гнусной возне вокруг ее имени. Юридически она невинная жертва, и не только не была соучастницей дерзкой аферы, но даже ничего не знала о ней.

И тем не менее с моральной точки зрения Марию-Антуанетту нельзя считать полностью невиновной. Если бы на протяжении многих лет не было непрерывной цепочки легкомысленных поступков, безумных расходов и сумасбродств, не было бы и предпосылок для этого фарса. К этому следует добавить, что процесс скомпрометировал не только Марию-Антуанетту, но и всему режиму в целом был нанесен непоправимый урон, обнажилась вся глубина морального падения власти предержащей.

Еще во время следствия, а потом и на суде словно приоткрылся ящик Пандоры, из которого разлетались сенсации, одна чище другой. На улицах распевали:

Ситуация, что и говорить, складывалась незавидная. «Самые высокие сановники церкви кружатся в вальпургиевой пляске с шарлатанами-пророками, мошенниками и публичными девками, — запишет Т. Карлейль. — Трон был приведен в скандальное столкновение с каторгой, — продолжает он. — Изумленная Европа в продолжение девяти месяцев толкует об этих мистериях и ничего не видит, кроме лжи, которая все увеличивается новой ложью».

Защищаясь, Жанна ловко пользовалась отсутствием улик и вещественных доказательств. Бриллианты уплыли в Лондон вместе с мужем — чрезвычайно важным свидетелем. Это было на руку Жанне, она продолжала цинично опровергать изобличающие ее факты, измышляя свою версию преступления.

Да, действительно, во время свидания в саду д’Олива разыграла роль королевы, заявляла она. Но таково якобы было желание самой Марии-Антуанетты, которая наблюдала за этой сценой, спрятавшись за деревьями. Что касается поддельной подписи, то и об этом королева знала. А бриллианты, которые ее муж продал в Лондоне, получены в награду от той же королевы. Поскольку Мария-Антуанетта не могла открыто носить ожерелье в его первоначальном виде, так как оно было хорошо известно королю, она его разобрала, чтобы составить другое по новому рисунку. При переделке ожерелья лишние камни были переданы ла Мотт в награду за сохранение тайны…

Между тем следствие подошло к концу. Жанна де ла Мотт и остальные привлеченные по делу предстали перед парижским парламентом — высшей судебной инстанцией. На этом настаивала сама Мария-Антуанетта. Если бы вершить правосудие взял на себя король, на что он имел право как верховный судья, противники власти могли бы поднять шум, обвиняя в необъективности судебную процедуру. В этом состояла непростительная ошибка королевы. Случилось так, что на протяжении многих месяцев ее персона бурно обсуждалась не только во Франции, но и за ее пределами, и репутации Марии-Антуанетты был нанесен непоправимый ущерб. Как и королева, Роган предпочел, чтобы дело рассматривал парламентский суд, а не король. В послании к нему кардинал так объяснял свое решение: «Сир, я надеялся при личной встрече представить доказательства, которые убедили бы Ваше Величество в несомненном мошенничестве, жертвой которого я стал, и мне никогда бы не потребовалось иных судей, чем Ваша справедливость и Ваша доброта. Отказ от аудиенции лишает меня такой надежды, и я принимаю с самой уважительной признательностью данное Вашим Величеством мне позволение доказать свою невиновность через юридические инстанции, и в результате я прошу отдать необходимые распоряжения, чтобы мое дело было направлено в парижский парламент…»

Помимо переписки, которую кардинал вел открыто, он прибегал и к тайной корреспонденции. Роль почтальонов играли двое врачей, навещавших его в камере. Записки, написанные в целях конспирации симпатическими чернилами, адресовались главным образом адвокатам. В них согласовывались ответы на предстоящих очных ставках, уточнялось, какие показания давать, и т. п. Случалось ему в них и жаловаться на тяжелые условия содержания в тюрьме, на то, что его изнуряют многочасовые допросы, на то, что злодейка, то есть Жанна де ла Мотт, вселяет в него ужас. И только однажды под покровом невидимых чернил возникло упоминание о королеве: «Сообщите мне, правда ли, что королева постоянно пребывает в печали».