Роман Белоусов - Знаменитые авантюристы

Процесс велся с соблюдением необходимых юридических правил. И ни одна деталь судебной процедуры не была утаена. Парижане знали о всех перипетиях разбирательства, которое, разжигая всеобщее любопытство, порой принимало скандальный характер.

Мнение публики, надо сказать, резко разделилось. Одни считали Рогана виновным и не сомневались, что Жанна была его любовницей. Другие, в особенности женщины, заявляли о своей поддержке его преосвященства и в знак солидарности стали носить красно-желтые ленты, что являлось символом — «кардинал на соломе», то есть в тюрьме. Эти горячие защитницы Рогана, как писал очевидец событий, были тронуты той деликатностью, которую кардинал проявил в первый день своего заточения, поручив своему доверенному лицу аббату Жоржелю уничтожить мнимую переписку с королевой.

Что касается Жанны, то на суде она продемонстрировала поразительное присутствие духа, была неистощима в изворотливости. Когда видела, что рушится построенная ею система защиты, не моргнув глазом, тут же выдвигала новые факты, естественно выдуманные. Если и их опровергали, не раздумывая ссылалась на другие, не менее воображаемые.

На вопрос, откуда у нее оказалось сразу так много денег, отвечала, что это должно быть лучше известно кардиналу — ведь она была его любовницей и он ее содержал. Одному свидетелю, показавшему против нее, заявила, что с его стороны нахальство выдвигать против нее обвинения, после того как он хотел ее изнасиловать. Другого, священнослужителя, обвинила в том, что он распутный монах, поставлявший молодых девушек ее мужу, к тому же кравший вещи из ее ящиков.

В Калиостро она швырнула бронзовый подсвечник после того, как он назвал ее «дьявольской проституткой», и, громко хохоча, напомнила ему, как он любезничал со «своим голубком» и приставал к ней с прочими воркованиями. Скандальная сцена разыгралась во время ее очной ставки с д’Олива и Вильетом, в результате которой она вынуждена была признаться в том, что до сих пор упорно отрицала. После чего с ней случился обморок. Побежали за уксусом. И когда тюремщик поднял ее на руки, чтобы отнести в камеру, она, очнувшись, до крови укусила его в шею.

Механизм дознания с неумолимой последовательностью продолжал действовать не в ее пользу. Понимая, что положение ее становится все отчаяннее, Жанна начала ссылаться на какую-то будто бы существующую тайну, которую откроет только с глазу на глаз государственному министру. Всем было ясно, что это лишь уловка. Тогда она начала симулировать безумие. Перебила все в камере, отказывалась от пищи, тюремщики не раз заставали ее лежащей совершенно обнаженной на кровати. Но ничто ей не помогло.

Судебные процессы того времени пользовались всеобщим вниманием, публика рассматривала их как забавное развлечение. Этому способствовал и обычай публиковать выступления — обвинения и защитительные речи, или, как их еще называли, «Объяснительные записки» адвокатов. Таким образом, поединок прокурора и защиты становился всеобщим достоянием. Материалы эти, печатавшиеся во время процесса, широко распространялись среди тех, кто не имел возможности присутствовать в зале суда, но жаждал узнать подробности столь скандального дела. Особым успехом пользовались речи защитников. По закону не подлежащие цензуре, они расходились огромными тиражами. Публика чувствовала, что на процессе речь идет не столько о похищении ожерелья, сколько об обвинении власти предержащей. «Какое великое и многообещающее событие! — писал один из тайных фрондеров в парламенте. — Кардинал изобличен в мошенничестве! Королева запутана в скандальном процессе! Какая грязь на посохе епископа, какая грязь на скипетре! Какой триумф идей свободы!»

Следует отметить, что ко всему прочему процесс являл собою красочное зрелище. Представьте себе на скамье подсудимых кардинала в длинной шелковой рясе фиолетового цвета (знак траура), на седеющих волосах красная кардинальская шапочка, красные чулки, туфли на красных каблуках, короткая накидка такого же, как и ряса, фиолетового цвета, только из драпа на красной подкладке, голубой муаровый пояс и крест на золотой цепи.

Перед Роганом за пюпитрами располагался целый отряд его защитников — «совет» из шести человек, цвет парижской адвокатуры во главе с мэтром Тарже, членом Французской академии, вторым адвокатом, кто был удостоен этой чести после Патру, избранного за полтора века до этого. Его колоритная, массивная фигура привлекала всеобщее внимание, но еще больше — необычное красноречие, которое он блестяще продемонстрировал в своей «Объяснительной записке». Несмотря на то что сочинение это распространялось бесплатно, ловкие спекулянты продавали его по довольно дорогой цене.

Мадам де ла Мотт защищал пожилой юрист Дуало, которому его подзащитная ухитрилась вскружить голову. Этот всеми уважаемый седой человек, словно околдованный дьяволицей, положил свою репутацию на крылья любви.

Его «Объяснительные записки» имели бешеный успех. «Газетт де Лейд» писала, что дверь его дома на улице Масон постоянно осаждает толпа, так как нескольких тысяч экземпляров его сочинения не хватило, чтобы удовлетворить спрос. Дошло даже до беспорядков, и около дома пришлось выставить охрану из солдат.

Когда Бет д’Этьенвиль узнал о том, какую прибыль приносят авторам «Объяснительные записки», он решил попытать счастья и самолично сочинил несколько подобных опусов. Успех превзошел все ожидания. Его записки читались как самый настоящий роман. Распространял их от своего имени его адвокат Мотиньи, торгуя ими у себя дома на улице Ла Арп.

Не меньший успех выпал и на долю Калиостро. Его записка, написанная им самим по-итальянски, которой молодой адвокат Тилорье придал живую и пикантную форму, потешила весь город. «О, как бы это сочинение было прекрасно, если бы только в нем все соответствовало истине», — писала газета «Корреспонданс литерэр». Верный себе, Калиостро рассказывает самые невероятные истории о своем рождении, о той волшебной науке, которую он постиг, о чудодейственных исцелениях, которые творит, распространяется о странствиях, якобы совершенных по Европе и Африке. Защищаясь, он напоминает, что мадам де ла Мотт называла его эмпириком, низким алхимиком, мечтателем, колдующим над философским камнем, лжепророком, и отвечает ей:

«Эмпирик! Мне часто приходилось слышать это словечко, но, по правде говоря, я так никогда и не смог выяснить, что же оно означает; может, это человек, который, не будучи врачом, обладает познаниями в медицине, посещает больных и не берет плату за свои визиты, лечит бедных без вознаграждения, — в таком случае я действительно эмпирик. Низкий алхимик! Алхимик или нет, но определение „низкий“ здесь не подходит, так как относится только к тем, кто выпрашивает милости у меценатов и низкопоклонничает, а всем хорошо известно, что граф Калиостро никогда не искал ничьего расположения.