Елена Невейкина - Наследница

— Чем ты здесь занимаешься, красавица, не скучаешь? — поинтересовался Янош, чтобы как-то начать разговор. Ответ был неожиданным:

— Скучаю.

— И что же развеет твою скуку, милая барышня?

— Я хотела бы чаще бывать вместе с Гжесем. Как раньше.

— Ну, милая, ты же знаешь, Гжесь, как и ты, учится, готовится ко взрослой жизни. Он занимается…

— …фехтованием, — перебила Элен, — да, знаю. Поэтому и говорю, что хочу бывать с ним чаще. Он учится, а я? Мне можно заниматься с ним?

— Чем? — опешил Янош. — Фехтованием?

— Да, — в голосе не было ни вызова, ни каприза. Только спокойствие обдуманного решения.

— Элен! Это, уж — ни в какие ворота… Ты же девушка! Какое может быть фехтование, к Богам! Это мужское занятие.

— Ну и что? Ведь научилась я ездить верхом по-мужски. И ты сам знаешь, что у меня это получается неплохо.

— Допустим. Но ты просишь невозможного — дать тебе в руки оружие!

— А лук — это разве не оружие? Стреляю я из него лучше, чем ты, лучше, чем Гжесь. А пистолет? Разве я плохо стреляю? Хуже, чем мужчины? Нет. А это всё мужские занятия. Только они оказались мне по силам.

— Элен, всё это, конечно, правда. Правда и то, что я очень жалею о том, что разрешал тебе так много. Вопреки замечаниям пани Марии. Но это… Я не могу! Пойми: как это можно допустить? Пистолет, лук — хоть не часто, но встречается в руках у дам. Для развлечения или обороны. Но клинок — только мужское оружие, он не терпит женского прикосновения.

— А нож?

— Что — нож?

— Нож — тоже мужское оружие?

— Естественно, — подозрительно взглянул Янош. — А ты что, хочешь и этому научиться?

— Чему? Бросать ножи? Зачем? Я давно уже умею. И делаю это лучше многих других. Меня научили в таборе.

— Ну, допустим. А почему ты уверена, что умеешь лучше других? — спросил задетый за живое Янош.

— Потому, что знаю. У меня нет сейчас ножей для метания, но я тренируюсь вот с этим, — и она подняла из снега небольшой кухонный нож с острым концом.

— Это тот нож, который недавно безуспешно искали на кухне?

— Да. Он не очень удобен, ручка слишком лёгкая, но приспособиться можно.

— И ты мне покажешь сейчас своё умение? — всё ещё надеясь поймать её на чём-нибудь, спросил Янош.

— Конечно, если хочешь. Выбирай, куда попасть?

— Ну, хоть вон в то дерево.

Пожав плечами, что, по-видимому, должно было означать «только-то?», Элен бросила нож, даже не встав с места. Тёмная рукоятка дрожала после удара, почти сливаясь по цвету с корой дерева.

— Если бы у меня был настоящий нож, я смогла бы показать вам, что умею.

— И что в твоём понимании «настоящий»?

— Можно поменьше, можно побольше, но с хорошей тяжёлой ручкой. Вот это интересно.

В Яноше заговорил профессионал.

— А если мы прямо сейчас пойдём ко мне, и я дам тебе то, что ты просишь? Ты сможешь доказать, что всё, о чём ты говорила — не пустые слова?

— Пойдём! — Элен не вскочила, как бывало раньше, не бросилась вперёд. Она просто немедленно встала. Причём в выражении глаз у неё не было уже ставшего привычным для Яноша вызова, только уверенность. Но почему-то именно от этого ему стало немного не по себе.

Они прошли в одну из тех комнат, где Элен за всё время пришлось побывать всего несколько раз. Пан Янош выложил перед ней целую коллекцию оружия и, молча, приглашающим жестом, указал на мишень на стене. Элен внимательно осматривала рукоятки, проводила пальцем по плоскости лезвия. Наконец, она отобрала три, различающиеся по размеру. Перед каждым броском она примерялась к оружию, как бы взвешивая его на руке, пыталась замахнуться. В результате, все три попытки оказались более или менее удачными: два ножа вошли в мишень близко центру, и только один — в её край.

— Впечатляет, — произнёс тихо Янош, скорее для самого себя. И повторил уже громче: — Да, действительно, впечатляет.

— Видишь, дядя Янош, я говорила правду, мне можно доверить оружие. Так ты разрешишь мне заниматься?

— Одно не следует из другого, Элен. Ну, не занимаются девушки фехтованием! Не их это дело!

— А как же Жанна Д» Арк? Она владела оружием не хуже мужчин. И каким оружием! Ведь это была не лёгкая шпага, а тяжёлый рыцарский меч! Да ещё при этом и доспехи носила, которые тоже весили немало.

— И как она окончила жизнь? Тебе известно? Ты тоже этого хочешь? — Янош начал злиться.

— Я этого не хочу, да и не будет такого. Время сейчас другое, и я не собираюсь на войну. Но хочу уметь постоять за себя. Что в этом плохого?

— Постоять за себя можно по-разному. Женщина, чтобы иметь защиту, выходит замуж, и уже на супруга ложатся обязанности по обеспечению её безопасности. Он хранит как её тело, так и честь. Тебе пора подумать о женихе, а не об очередном капризе.

— Муж — это хорошо. Он и в самом деле является для женщины защитником. Но если с ним что-то случается, или его просто не оказывается рядом, жена остаётся один на один с негодяем. Вот тут-то и возникает вопрос: разве будет лишним уметь то, что умеет он? — и, поскольку Янош молчал, она продолжила: — О женихе я обязательно подумаю. Потом. Разреши мне сейчас то, о чём я прошу. Ведь это твоя школа, тебе не придётся договариваться, платить за меня.

— Элен! Разве в этом дело! Всё! Разговор окончен!

— Так ты разрешил мне? — очень тихо уже от двери спросила Элен.

— Разрешил?! Разве ты слышала, чтобы я тебе разрешал?

— Но ты и не запретил, — с этими словами Элен выскочила за дверь прежде, чем Янош успел что-либо ответить. Она не считала, что бой проигран. Особо рассчитывать, что дядя сразу согласится на такую авантюру, конечно, не стоило. Теперь нужно выждать несколько дней, неделю, две недели. Потом можно снова завести разговор. Когда — это будет видно по настроению дяди. Вот перестанет хмуриться, потом начнёт снова улыбаться при виде своей воспитанницы. Вот тогда и настанет время вновь попытать счастья. А пока лучше не показываться на глаза и прилежно заниматься, чтобы не было причин для упрёков. Но хмурое настроение Яноша не проходило. Он на всех ворчал, делал замечания по делу и не по делу, был непривычно резок. Наконец, как-то вечером отец Гжеся решил узнать причину такого поведения.

Разговор начался на повышенных тонах. Янош не хотел ничего объяснять, не желал вовсе говорить на эту тему. Он высказал это в весьма нелицеприятной форме. Но пан Войтек слишком хорошо знал друга, чтобы отступиться. Ему было хорошо известно, что Яношу нужно выговориться, рано или поздно он сам всё скажет. Так и случилось, причём на этот раз ждать долго не пришлось. Когда он с негодованием поведал Войтеку обо всём, что произошло, тот немного помолчал, а потом сказал:

— Что ж, этого можно было ожидать. Ты и сам допускал такую возможность, недаром мы скрывали от панны Элены занятия Гжегоша в твоей школе. Разве не так?