Богдан Сушинский - Костры Фламандии

– О, вы так несмелы, мой благородный князь…

– Простите, мадмуазель, все еще граф.

– Что вы сказали? – встрепенулась Диана. – Ах да, граф! Само собой разумеется – граф. Впрочем, отныне в моем восприятии вы будете представать князем Священной Римской империи, – с трудом вздохнула она, ощущая на своей груди прикосновение холодноватого, не вызывающего никакой особой страсти тела супруга.

– Но это невозможно, – по-прежнему оставался жертвой собственной рассудительности граф де Корнель. – Представления не имею, каким образом я способен удостоиться княжеского титула.

– Вот видите, никакого представления, – многозначительно вздохнула Диана. – Значит, так уж вам суждено: всю жизнь пробыть несостоявшимся князем.

Проснувшись от шума во дворе, благородный гранд с трудом освободился от объятий пышноволосой сонной девушки, схватил клинок и открыл дверь. В ту же секунду здоровенный казак захватил его за волосы и, рубанув саблей, буквально выволок в коридор.

Нагая, освещенная лунным сиянием девица явилась воину, стоя на кровати. Она вознесла руки к потолку, но от страха не в состоянии была что-либо произнести. Околдованный увиденным, степной воин замер у порога. Ему, ошарашенному всем тем, что здесь происходит, вдруг показалось, что на голове золотоволосой девушки сияет корона.

– Сгинь, сгинь, нечистая сила! – полушепотом, набожно перекрестился казак, медленно отступая к двери.

Когда д’Артаньян со своим небольшим отрядом приблизился к зданию, которое слуги называли публичным домом, в нем уже завязали бой французские моряки, штурмовавшие предместье в одном отряде с наемниками. Тут и там возникали короткие яростные схватки. Звон клинков сливался с криками женщин.

Ворвавшись в какой-то номер, д’Артаньян встретил клинок испанца. Он и его подруга, очевидно, уснули крепче всех, а долетавшие со всех сторон звон клинков и вопли, возможно, показались им отголосками кошмарного сна.

– Извините, сеньор, я не к вам, – вежливо объяснил лейтенант, отбивая клинок все еще ничего не понимающего, пьяного идальго. – Я всего лишь ошибся номером, – добавил он после очередного неуклюжего выпада испанца.

– Вам нужна помощь? – услышал позади себя голос де Мореля.

– Берегите себя для дуэли, – вежливо посоветовал ему лейтенант мушкетеров. – Да не будьте же вы столь агрессивны, – добил он уже раненого в грудь посетителя-испанца. – Вы, миледи, тоже успокойтесь. Это ненадолго, – он проткнул брошенную в него подушку.

Каковым же было удивление мушкетера, когда какой-то юркий приземистый матросик в мгновение ока поднырнул под его рапирой, набросился на приподнявшуюся на коленях девушку и в мгновение ока подмял ее под себя.

– Однако! – столь же восхищенно, сколь и обиженно, воскликнул лейтенант. И, зацепив подушкой суетящегося на девице матроса, освободил от нее свой клинок. – Эти матросы неисправимы, мадам. Впрочем, вы знаете это лучше меня. – И, откланявшись, вышел в коридор.

Прямо к ногам его скатился по лестнице какой-то человек, судя по одежде, испанец. Он попытался ударить мушкетера ножом, но тот отбил его руку ногой, пронзил рапирой, да к тому же умудрился прижать дверью голову выглядывавшего из номера еще одного, уже почти седовласого сладострастца.

Ударив его во второй раз, д’Артаньян устремился наверх. Там, ловко фехтуя, какой-то довольно прилично одетый пиренеец оттеснял к ступеням двух казаков, не привыкших сражаться с человеком, вооруженным длинной шпагой.

– Не буду мешать, господа, – проскользнул мимо них лейтенант, считая постыдным для себя становиться третьим противником идальго. – Ищу знакомых.

У соседней двери упал сраженный ударом де Мореля не в меру располневший сонный господин. И двое казаков сразу же ворвались в номер, который он яростно защищал.

– Но сегодня я больше не принимаю! – донесся оттуда истошный вопль дамы. – Вы слышите: на сегодня – все!

Тем временем Морель перебежал к следующему номеру, из открытой двери которого тоже доносились шум и возня.

– Как, сразу трое?! – послышался оттуда деловитый, слегка сипловатый женский голос. – Уже ин-те-ресно! Для меня это вновинку.

– Не задерживаться, не задерживаться, Морель! – предупредил его д’Артаньян. – Нам нужно спешить к стенам крепости. Главное сражение все-таки будет разворачиваться там. Казаки уже штурмуют ее.

– Чего ты разорался, мушкетер?! – высунулся из двери французский матрос в сиреневом берете. – Вон их, женщин, сколько в номерах! Штурмуй любую!

Пока д’Артаньян с отрядом французских моряков и казаков очищали от испанцев предместье, Сирко и Гяур уже готовились к штурму крепости. Доставив на повозке фальконеты, казаки из сотни Гурана залпом ударили по воротам. Потом подкатили бочонок с порохом и, расстреляв его, буквально раскрошили часть ворот, через которые, прикрываясь захваченными у испанцев во время абордажа щитами, ринулось в крепость несколько десятков волонтеров.

Разбуженные стрельбой испанцы выскакивали из стоящих неподалеку от ворот казарм и бросались к крепостным валам и стенам. Однако на стенах то тут, то там уже появлялись какие-то странные, одетые в шаровары воины. Кто они, как оказались у крепости и какому владыке служат – этого испанцы постичь не могли. Да и не было у них времени разбираться в мундирах и знаменах.

На валу колдовали у орудия несколько испанских артиллеристов. Старший бомбардир поднес фитиль к стволу, готовясь произвести выстрел, но возникший на стене казак, жертвуя собой, выстрелил из пистолета в один из бочонков с порохом. В мощном взрыве, разметавшем до двух десятков испанцев и приведшем в негодность их орудие, тело храбреца исчезло, словно в преисподней.

– Наверх, хлопцы, наверх! – подбадривал Сирко своим могучим голосом казаков, поднимающихся по лестницам по обе стороны от ворот. – Захватывайте башни! Ваша слава под небесами!

Пушкари-фальконетчики, которыми командовал десятник Солевар, дали еще один залп по воротам, затем подвезли на повозке два бочонка с порохом и, отбежав, пальнули по ним из ружей. Теперь уже целая сотня казаков устремилась в образовавшийся пролом в воротах, присоединяясь к тем, что сумели прорваться в крепость при первом взрыве или же пробились через стены.

Чуть поодаль от фальконетчиков, за подступавшими к крепости строениями, Гяур собрал еще две сотни всадников. На острие первой сотни он выставил десятку самых рослых казаков, вооруженных пиками и щитами.

Прошло несколько томительных минут. Гяур понимал, что сейчас там, в сражении за ворота, решается судьба штурма. Ему уже казалось, что он допустил ошибку, собрав эти две сотни за своей спиной, вместо того чтобы оставить лошадей с коноводами и повести воинов на штурмовые лестницы. Но вот разломанные ворота наконец распахнулись. Задумавшись, полковник еще несколько секунд онемело смотрел на них, словно грешник – на отворенные ворота ада.