Виталий Гладкий - Тень Торквемады

Оказалось, что у Иванушек был девиз: «Измотать противника бесконечным отступлением, а затем окончательно деморализовать его безоговорочной капитуляцией». Попавшись на эту удочку, враги к концу военной кампании с удивлением обнаруживали, что идут они почему-то в противоположном направлении, что порох в пороховницах отсырел и мундиры прохудились до дыр, на ногах не щегольские сапоги, как было еще совсем недавно, а развалившиеся опорки с протертой подошвой, обоз с провиантом растворился в дремучих лесах и есть нечего, а из медных пушек, захваченных у них русскими, срочно отливаются колокола. На Руси, видите ли, без колокольного звона ну никак…

В Шлиссельбург они приехали перед вечером. К тому времени в душе Глеба воцарились тишь да гладь и Божья благодать. Едва «Нива» оказалась на земле, водитель фуры ударил по газам — и был таков. Видимо, Серега все-таки почуял запах какой-то беды. По дороге он в основном помалкивал, и его успокаивало лишь то обстоятельство, что машина была «Нивой» и явно не ворованной. Кто ж на нее позарится? Был бы это «мерс», «ауди», «ниссан» или какая другая импортная машина, тогда другое дело.

И все равно, к Глебу и Федюне он относился с недоверием. Возможно, думал, что тюкнут его клиенты по голове чем-нибудь тяжелым и отберут кормилицу-фуру. Куда потом податься, где заработать копейку, если останешься живым?

— Куда теперь? — спросил Соколков, когда они оказались в салоне «Нивы».

— А я знаю?

— Не понял…

— Что тут непонятного? Чужой город, незнакомая обстановка…

— Нам бы пожрать где-нибудь, — жалобно сказал Федюня.

— А еще неплохо бы выпить, где-то переночевать и чтобы в теплой женской компании, — подхватил Глеб. — Ну и запросы у тебя, дружище.

— Ну и где я перегнул палку? — недовольно пробурчал Федюня.

— Нет, ты, конечно, прав, поесть — это первое дело. Но вся беда в том, что нам никак нельзя светиться. Что означает — ищем уютную норку.

— А где остров, нарисованный на карте?

— Завтра покажу.

— Темнила хренов! — разозлился Федюня.

— Ладно, чтобы успокоить тебя, найдем какую-нибудь кафешку и пошамаем. Только где ее тут найдешь? Городишко крохотный, цивилизацией пока и не пахнет. Что ж, покатаемся, поглядим… — Глеб вырулил на проезжую часть дороги, и они влились в не шибко плотный поток машин.

И конечно же Тихомиров-младший, опытный «полевик», оказался прав: ни кафе, ни ресторана они так и не нашли. Даже жители города, у которых они спрашивали, где отыскать хотя бы столовую, лишь сокрушенно разводили руками. Наверное, рестораны при гостиницах имелись, но вот как раз там Глебу и Федюне появляться было никак нельзя. Пришлось довольствоваться примитивными хот-догами, которые продавались в ларьке перед церквушкой. Сочетание было потрясающим: пища великих «цивилизаторов» — от нее даже голодные коты отворачиваются — и великолепная церковная архитектура, от которой так и веяло доброй стариной с пасхальными куличами, масленичными блинами и ставленым мёдом с ароматными травками.

— Сынки, вы, случаем, не квартиру ищете? — неожиданно раздался голос позади.

Глеб и Федюня дружно обернулись и увидели, что рядом стоит приятная чистенькая старушка в роговых очках. Видимо, она вышла из церкви, где закончилась вечерняя служба. Старушка так приветливо, по-доброму улыбалась, что Глеб невольно ответил:

— Ищем, мамаша. Нам бы переночевать…

— Так идемте ко мне. Я недорого возьму. У меня есть флигель, недавно отремонтировала.

Глеб переглянулся с Федюней и решительно сказал:

— Договорились! Машину у вас можно поставить?

— А то как же. У меня просторный двор, ворота, забор…

— Тогда поехали!

«Эх, — думал Глеб, механически исполняя указания бабули, куда ехать и куда свернуть, — что бы мы делали без таких вот старушек!»

Увы, они исчезают как класс. Остались только в глубинке и в небольших городишках, подобных Шлиссельбургу. Они долго сберегали старые обряды, русское гостеприимство и хлебосольство, даже во времена гонений на церковь и патриархальную старину, но время неумолимо. А нравы, от которых несет гнилью, и которые почему-то называются демократией, и вовсе разрушили непреходящие ценности Древней Руси, зиждившиеся на стариках — хранителях мудрости поколений. Теперь даже на скамейках во дворах сидят не милые «бабушки, бабушки-старушки», у которых ушки на макушке, как поется в одном шлягере, а крикливые базарные тетки, для которых матернуться — что высморкаться.

Домик старушки (ее звали Анна Петровна) стоял на самом берегу Невы. Улица шла прямо по берегу, откуда хорошо была видна крепость Орешек, план которой неизвестный картограф изобразил на старинном пергаменте. Уже почти стемнело, над городом небесную синь постепенно сменяла чернота с первыми звездами, но над самой крепостью образовался странный полунимб — голубоватые тучи с оранжевой опушкой на темно-розовом фоне. Картина была просто фантасмагорической. Глеб невольно подумал: уж не знамение ли какое? Но что оно означало для него и Федюни — неприятности или успех?

Домик был небольшим — деревянным, с мансардой. А флигель будто кто делал на выставку народного зодчества — весь в деревянных кружевах, с резным коньком и флюгером на крыше.

— Супер! — восхитился Федюня.

— Это мой дедушка делал… царствие ему небесное, — сказала Анна Петровна. — Да вы входите, входите, можно не разуваться.

Но Глеб и Федюня обувь все же сняли, потому как полы во флигеле блистали чистотой. Они были сделаны из полированной доски, покрыты воском и натерты до блеска. В комнатушке стояли две застеленные койки с непременными, весьма упитанными подушками, — по две на каждую, стол, четыре стула, к стене были прикреплены резная деревянная вешалка, умывальник и большое зеркало, а рядом с ним стоял старенький телевизор. В общем, комната во флигеле была на уровне гостиничной; вот только удобства находились во дворе.

— Вы тут располагайтесь, — сказала старушка, когда договорились об оплате, — а я ужин приготовлю. Нет, нет, не спорьте! Вы люди молодые, а значит, всегда голодные. Видела я, чем вы перекусывали…

Она ушла, и Федюня с удовлетворением сказал, упав на кровать:

— Вот повезло, так повезло…

— Ты прав. В гостиницах нам никак нельзя останавливаться. Вычислят на раз. Я уверен, что направления нашего движения они уже определили.

— Кто эти «они»?

— Поди знай…

— Может, все-таки, люди Крапивы?

— Сомневаюсь. Не тот «почерк». Я эту бандитскую морду хорошо знаю. Боюсь, что кто-то узнал о наших намерениях… кто-то кроме Крапивы.

Глеб бросил быстрый взгляд на Соколкова и тут же принял невинный вид. Но Федюня сразу понял намек.

— Гадом буду, никому больше не говорил! — Федюня вскочил на ноги и ударил себя в грудь кулаком.