Мишель Зевако - Трибуле

Наконец, выражение неумолимой решимости появилось на ее лице, оно быстро сменилось выражением той непробиваемой жесткости, которое было свойственно Диане. Она стукнула молотком. Возник молодой слуга.

– Выясните, находится ли сейчас в Лувре кавалер де Жарнак, – сказала она. – Если его нет, пусть немедленно пошлют за ним и пусть он сразу же идет ко мне.

Слуга исчез, молчаливо и быстро, потому что у этой женщины был талант заставлять служить себе и повиноваться с той же поспешностью, словно она была королевой.

Час спустя появился Жарнак.

Едва Ги де Шабо де Жарнак оказался подле Дианы де Пуатье, мадам начала беседу с ним.

А теперь вернемся к Франсуа Рабле… Расставшись с королем, он пошел в лабораторию, которую ему приготовили. Рабле убедил себя забыть свою боль и безнадежность, он укротил свое возмущение и попытался обрести спокойствие ученого, который готовится заняться решением трудной проблемы.

И только когда он полностью овладел собой, своим ясным разумом, он тихо проговорил:

– В своих руках я держу жизнь этого короля. Если я захочу и не найду спасительного средства, король умрет… Да! Но я же не убийца… Раз такое лекарство возможно, мой долг – найти его.

Итак, Рабле принялся за работу. Он был скрупулезен: делал записи, листал книги, дозировал порошки и жидкости… Около одиннадцати часов он услышал большой шум в Лувре, но, весь ушедший в свою работу, он не обратил на эти звуки особого внимания.

Он продолжал свои операции спокойно и не спеша, как скрупулезный лаборант, и на его лице невозможно было уловить даже следа каких-либо эмоций, бушевавших в его груди. В два часа ночи он добавил в горячую каминную золу эликсиры и порошки, которые он подготовил заранее. Результаты своих трудов он перелил в склянку объемом около полупинты [45] Пинта – по-видимому, речь идет о парижской пинте, средневековой мере жидкостей. Она равнялась примерно 930 мл, то есть флакон с лекарством содержал примерно 460 мл жидкости. . Полученная жидкость была бурого цвета, с виду походившая на сироп. На бутылку он наклеил квадратик с надписью:

«Лекарство, приготовленное Франсуа Рабле, доктором, для Е.В. короля».

Бутылку эту Рабле поставил на видном месте посередине стола.

Потом он опустился на стул и принялся размышлять, закрыв лицо руками. Какие мысли кружились в тот момент в его голове, под шишковатым лбом, казалось, излучавшим разум? Без сомнения, его ум постепенно восходил к заоблачным вершинам прощения грешников, последнего слова человеческой мудрости. Он простил тому, кого вовсе не хотел прощать. Он вознесся выше чувства дружбы, овладев страстями своей души, после чего, поразмышляв еще немного, взял перо и написал следующие строки:

«Сир,

Возле данного письма находится бутылка, содержащая снадобье, приготовленное мною для Вашего Величества. Я ухожу, сир, покидаю Лувр и, разумеется, Францию. Потому что мне невозможно видеть Вас, не задавая вопроса, почему Вы позволили убить Доле, зная, что он невиновен, а еще из-за того, что Вам будет невозможно дать мне справедливый ответ.

Я мог бы уйти, не занимаясь Вашим спасением. Для это мне надо было просто поступить точно так же, как Вы. Я не убил бы Вас, но позволил бы Вам умереть. Думаю, что мое человеческое право еще не дошло до такой точки. Разве могли Вы подумать, что Ваше королевское право не сможет вырвать невиновного из рук злодеев?

Вашему Величеству нужно пить чуточку снадобья, приготовленного мною, каждый день по три раза, а именно: утром, натощак, в полдень, за несколько секунд до того, как подадут мясное, и вечером, за два часа до ужина… Это предписание должно выполняться в течение девяти дней. Приготовленного количества жидкости достаточно для этого… Уверяю Ваше Величество: если Вы начиная с завтрашнего утра будете неуклонно следовать этим предписаниям, воздействие яда будет аннулировано, если только эта женщина сказала правду. В противном случае, то есть если болезнь не настигла короля, лекарство не окажет никакого вредного воздействия.

Было бы желательно, если бы в течение этих девяти дней Ваше Величество находился в своих покоях, в тепле, обильно потел… Это должно вывести поражающие субстанции… Вечером, в постели, Ваше Величество должен принять после микстуры отвар огуречной травы, чтобы обильнее вспотеть.

Чтобы справиться со слабостью, проистекающей от потения, Ваше Величество должен позаботиться о том, чтобы по окончании девяти дней включить в свой рацион повышенное количество мяса.

В течение девяти дней король должен отказываться от вина, меда, ипокраса и вообще от любого возбуждающего напитка, а также – мяса дичи.

Прощайте, сир. В печали покидаю я страну, где родился, с радостью – королевство, где возможны такие ужасные несправедливости».

Рабле внимательно перечитал это написанное твердым почерком послание, дабы удостовериться, не пропустил ли он чего. Потом надписал сверху:

«Его Величеству королю, в его собственный дворец Лувр».

Он приставил письмо к бутылке. Потом собрал несколько важных бумаг в пакет и поспешил к выходу. Колокол Сен-Жермен л’Оксеруа пробил два раза.

Примерно в то самое время, когда Рабле трудился над своим письмом, Диана де Пуатье сидела в роскошном кресле возле камина, закрыв глаза. Можно было подумать, что она спит.

Необычно тихо было в Лувре.

В этот вечер Диана отпустила своих камеристок, сказав, что она не ляжет спать, пока Его Величество и монсеньор дофин не вернутся из похода во Двор чудес.

Оставшись одна, она уютно устроилась возле камина, в котором разожгли большой огонь, потому что ночь была очень холодной, но в тот момент, когда мы проникли в ее покои, она не спала, хотя со стороны казалось, что ее сморил сон.

При свете восковых свеч, зажженных над камином, ее красота не приняла того характера непринужденности и расслабленности, который должен был бы принести ей отдых. Напротив, очертания рта казались более жесткими, а складка, пересекавшая ее красивый чистый лоб, свидетельствовала о напряженной работе мысли.

В дверь осторожно заскреблись. Диана быстро вскочила и пошла открывать дверь. Вошел Жарнак.

– Вам удалось увильнуть? – улыбнувшись, спросила Диана.

– Я выбрался из передряги после нескольких мастерских уколов, нанесенных мною в непосредственной близости от короля. Он видел мою отвагу. Если через час я смогу занять свое место подле короля, он будет уверен, что я не был этой ночью в Лувре и находился во Дворе Чудес.

Диана оставалась задумчивой.

– А эти бандиты? – спросила она наконец. – Они защищаются?

– Я был там только в начале схватки.

– Но, может быть, эта экспедиция оказалась опаснее, чем предполагалось?