Мишель Зевако - Трибуле

– Опасной для кого? – спросил Жарнак, пристально глядя на Диану де Пуатье.

– Ну… для тех, кто атакует…

– Для… короля… например.

– Короля, дофина, вас лично…

– Мадам, если вы хотите спросить, что я об этом думаю, то я не верю, что король может быть убит или даже ранен в этом деле…

– Почему же? – воскликнула Диана, разоблачая себя.

Жарнак улыбнулся. Он понял, о чем подумала Диана.

– Ну, – протянул он, – потому что король не может вмешиваться в подобные передряги. Уже и того много, что он появился там, хотя мне непонятно, что его там так интересует. Ясно одно: он не будет подставляться… Бандиты не тот враг, что достоин его шпаги…

– Вы правы, – пробормотала Диана. – У короля есть более могущественные враги, чем бандиты или солдаты Карла Испанского.

– О каких это врагах вы говорите, мадам?

– Старость… Болезнь…

– Король же в расцвете сил…

– Но ведь когда-нибудь он умрет, и это не понравится Богу…

– Вы станете королевой, мадам, – сказал Жарнак, – у вас будет больше власти, чем у мадам дофины…

– Хочу уточнить: при раздаче чинов и почестей?

Жарнак поклонился.

– А вы, мой дорогой граф, кем станете вы, если несчастье поразит королевство?

– Я, мадам? Я, вне всякого сомнения, останусь бедным дворянином, каковым и теперь являюсь. Кто я такой, чтобы выигрывать или терять при смерти короля?

– Следовательно, вы полагаете, что ваши друзья тогда позабудут о вас?

Жарнак хранил молчание. Диана де Пуатье поняла, что с подобным мужчиной нельзя говорить недомолвками.

– Итак, – повторила она, – вы полагаете, что ваши друзья вас забудут. Вы думаете, и я забуду… я, которой вы оказали самую сильную поддержку! А так как я больше, чем кто-либо, заинтересована в сохранении вашей поддержки, то постараюсь не забывать о вас! А первое мое действие, граф, сводится к тому, чтобы узнать у вас, чего вы, собственно говоря, хотите, чего вы пожелаете… И что вы на это ответите?

– О! В таком случае… если всё пойдет, как вы говорите, если событие, о котором вы говорили, произойдет и вы спросите, что удовлетворит меня, я вам отвечу, мадам, что ничего не желаю, но если моя шпага сегодня достойно послужит вам, она сможет не менее достойно служить и в том случае, когда к ней добавится чеканный золотой кинжал коннетабля.

– Высшая военная должность в королевстве! – вздрогнула Диана.

– Когда я вспоминаю об этом бедном ученом, которому вы требуете перерезать горло… И пусть дьявол заберет мою душу, если я знаю зачем!.. Я просто не могу, мадам, удержаться от жалости!..

– И чтобы успокоить это чувство, вы, дорогой мой Ги, что вам надобно? Одно только мое обещание? Я его уже дала. Можете на меня рассчитывать…

– Увы, мадам! Вижу, что мы не понимаем друг друга. Что вы от меня хотите? Войти в комнату мэтра Рабле и кольнуть его кинжалом, да так, чтобы этот доктор, как бы хорош он ни был, не смог бы больше никого вылечить. И вот я спешу со шпагой в руках… Но я, признаюсь, устрашен масштабом этого деяния… или, скорее, меня удерживает жалость! Угрызения совести, если хотите… Ах, если бы у меня было неопровержимое свидетельство!.. Письменное доказательство, например… Мол, я ударил доктора шпагой невольно. Сам того не желая. Вот тогда бы я мог успокоить свою совесть…

Диана слушала Жарнака, нахмурившись. Потом она подбежала к маленькому шкафчику, служившему ей секретером, и вернулась.

– Диктуйте, – коротко бросила она.

– Достаточно всего нескольких строчек, – скал Жарнак. – Что-то в этом роде: «По моему приказу граф Ги де Шабо де Жарнак заколол мэтра Франсуа Рабле, который, по имеющимися у меня доказательствам, организовал антигосударственный заговор. Будучи верноподданным слугой престола, месье де Жарнак оказал королевству ценную услугу, за которую он должен получить вознаграждение – должность коннетабля».

Диана де Пуатье без колебаний написала такую расписку.

Она поставила подпись и передала бумагу Жарнаку. Тот прочел ее, осторожно сложил и после этого тут же спрятал.

– Этой бумагой вы можете погубить меня, граф, – строго сказала Диана. – Я не могла бы дать вам более абсолютного свидетельства моего к вам доверия.

– Доверия, настолько хорошо размещенного, мадам, что я сам себя непременно погублю, если когда-нибудь придет в голову абсурдная, отвратительная мысль применить это оружие против вас. – И он серьезно добавил: – Но успокойтесь, мадам, я навечно предан вам. Если предосторожность, к которой я только что прибег, показалась мне необходимой, то это потому лишь, что я наметил слишком высокую цель… и я боялся, что в один прекрасный день вы не согласитесь предоставлять мне обещанную компенсацию. Хотя именно эту компенсацию я хочу и другой не желаю…

– Вы ее получите, граф… А теперь время пришло.

– Я готов, мадам.

– Так идемте…

Диана вышла из комнаты, Жарнак поспешил за нею.

Она шла спокойно и уверенно; если бы кто-нибудь ей встретился, он был бы далек от предположения, что встреченная им женщина направилась совершить двойное убийство.

Диана остановилась перед нужной дверью.

– Это там, – едва слышно прошептала она. – Когда всё будет закончено, позовите меня. Я хочу сама взять то, что можно прихватить у Рабле.

Жарнак кивнул головой в знак согласия и постучал в дверь. Ему не ответили; тогда Диана сказала:

– Он наверняка спит. Стучите!

Жарнак с силой постучал в дверь и позвал:

– Мэтр Рабле…

В то же время он машинально нажал на ручку двери, повернул ее и, к своему немалому удивлению, обнаружил, что дверь открывается… В комнате горел свет.

Холодный пот выступил у Жарнака на лбу, и в ту же секунду графу пришла в голову мысль, что Рабле слышал его разговор с Дианой, что он позаботился о своей безопасности и вот-вот предстанет перед ним со словами:

– Почему вы хотите меня убить? Что я вам сделал?

Диана заметила нерешительность графа.

– Идите же, – прошептала она. – Чего вы ждете?

Жарнак выхватил из ножен свой клинок и вошел в комнату.

– Здесь никого нет! – послышался его голос.

Диана побледнела и решительно вошла в комнату.

Если Рабле в комнате нет, ее план рушится. Рабле увидит короля и передаст ему спасительное лекарство. Франциск I будет жить. Это означает, что дофин останется дофином, вместо того чтобы занять королевский трон. Это означает, что она сама останется любовницей человека без власти, вместо того чтобы стать королевой, по меньшей мере – тайной королевой!

Она огляделась, и, ясное дело, если бы Рабле появился в этот момент, она удавила бы его собственными руками… Но вот взгляд ее упал на стол. Она увидела письмо, приставленное к бутылке, и подскочила к столу. С бьющимся сердцем она прочитала надпись на этикетке: